Дайджест публикаций центральной прессы и интернет-изданий ]
региональной общественной организации "Правозащитная информация"

Выпуск N 58 (831) от 31 марта 2004 г. [ N 57 ]
публикации: [ Предыдущая ] [ Следующая ] [ Содержание выпуска ]

О бедном агенте замолвите слово..

Сергей Золовкин
Литературная газета, N 12

Насаждать тотальное стукачество и вести грамотную оперативную работу - понятия несовместные.

Одно способно общество погубить, другое - защитить.

После кровавого теракта в Московском метрополитене снова и снова одолевают вопросы: "Почему допустили?", "Куда смотрят спецслужбы?", "Чем заняты их агенты?" И - "Когда ждать следующего?" Действующие "силовики" молчат. Отставные немного пооткровеннее: "Откуда взяться агентуре среди террористов, когда произошло девять кардинальных реорганизаций только в ФСБ?" Вопросом на вопрос отвечает в СМИ Николай Ковалёв, занимавший главный кабинет на Лубянке с 1996 по 1998 год: "каждая реорганизация - это потеря профессиональных возможностей, а проще говоря - потеря агентов..."

КРАЖА ПОД ПРИКРЫТИЕМ

Убийц, как известно, в белых перчатках не ловят. Со времён Видока, раскаявшегося бандита и лучшего французского "сыскаря", во всём мире остаются в ходу средства, не приводящие в восторг либерально мыслящую публику. Но упрямый факт от того не перестает быть фактом: большинство раскрытых особо тяжких преступлений - это результат успешных оперативных разработок. Проще говоря, без засланных в криминальную среду "казачков" принцип неотвратимости наказания оставался бы беспомощной декларацией.

О тайных агентах оперслужб автор этих строк, бывший работник милиции, знает не понаслышке. Довелось мне как-то "раскручивать" кражу денег у Героя Соцтруда, делегированного на ВДНХ в Москву. Но дальше нашей станции Аягуз (Казахстан) передовик так и не доехал. В привокзальной гостинице с аксакалом крепко сдружился обходительный тип с залысинами и типичным славянским лицом, говоривший с ним на чистейшем казахском языке. После пятой рюмки растроганный чабан вытащил список заказов от бесчисленной родни. И размотал платок, перепоясывавший ватный стёганый халат. Уступая просьбам, сосед по гостиничному номеру пересчитал наличность и подтвердил, что 3275 рублей за глаза хватит на подарки всей бесчисленной родне.

А поутру чабан нашёл на своей прикроватной тумбочке только пару сотенных, открытку с видом семипалатинской казармы, где в линейном сибирском полку служил ссыльный Фёдор Достоевский, да сердечное пожелание на обороте: "Счастливого возвращения и до следующей, такой же содержательной и приятной встречи! Ваш новый "сын" Анатолий Другалев".

У администратора в его "амбарной" книге действительно значился инженер "Гипроводхоза" Другалев Анатолий Тимофеевич, неожиданно покинувший гостиничный номер за пару суток до окончания оплаченного срока. Но в НИИ никакого Другалева не знали. "Пробил" по адресу проживания - есть такой Другалев!

Квартира оказалась не из рядовых. Сам Анатолий Тимофеевич, действительно лысоватый, весь какой-то обтекаемый, неприметный, глазу зацепиться не за что, будто следователя и ждал. Он без всякого удивления изучил моё удостоверение, переписал данные в тетрадочку на столе и радушно указал понятым на массивный старый диван с кожаной обивкой.

- Вот так вот все деньги вдруг взяли да и исчезли? Ай-яй-яй! - вполне правдоподобно огорчился Другалев. - Однако двести рублей оставили? Молодцы! Это, знаете ли, воровской шик! Чтобы, значит, на обратную дорогу старику. Ведь предупреждал же я дедульку, прячьте получше, Мусабек-ата!

Было понятно: обыск тут не даст ничего. Вряд ли такой хитрец оставит дома купюру с запомнившейся потерпевшему склейкой посередине. Но до поздней ночи пришлось перелистывать книги. Их было множество. В основном классика. За всю дорогу до Аягуза, куда я вёз подозреваемого, Другалев не молвил больше ни слова. Случайно увидев задержанного, начальник райугрозыска Абдурахманов даже в лице переменился: "Серёга, ты с ума съехал! Это ж..." - но сразу смолк и убежал, сославшись на внезапно возникшую надобность.

Ещё более интригующей стала ситуация после того, как по настоянию Другалева я связался не с отделом кадров, а с "ответственным по режиму" "Гипроводхоза". На том конце провода с напряжением слушали, долго молчали, потом уточняли мои анкетные и адресные данные, а также телефон начальника ГРОВД. Через полчаса подтвердили: инженер Другалев пользуется большим уважением в коллективе, отличается исключительно высокоморальными качествами, был досрочно отозван из командировки в силу служебной необходимости.

Потом позвонил, что случалось уж совсем редко, сам начальник областного следственного управления. Настораживающе заботливым голосом товарищ полковник осведомился о наших делах и посоветовал поскорее нащупать иную версию в "скандале", от которого "уже пошли круги до самого верха".

Ночка перед получением санкции на арест у нас с Другалевым получилась ещё та. Попросил оперативного дежурного заварить чай покрепче, усадил Анатолия Тимофеевича напротив, так, чтобы и лампа не в лицо, и каждую морщинку на сытом, холёном лице было видно.

- Мои слова понять так просто, так просто выполнить, - с наслаждением и какой-то почти эротичной чувственностью смаковал изречения своего любимого Лао-Цзы уже совершенно освоившийся в моём кабинете Другалев. - Но их понять никто не может, не может выполнить...

- ...У слов имеется исток, а у поступков - то, что ими управляет. Их-то как раз не понимают, и потому никто меня не знает, - с имитацией блаженства на осунувшейся от бессонницы физиономии подхватывал я. И мысленно благодарил дедушку своего, Геннадия Павловича, довёзшего до глухой нашей деревушки в пору моего детства не только "Библиотеку приключений и фантастики", но и толстенный учебник по древнекитайской философии.

Постепенно перешли на Достоевского с его Раскольниковым. Другалев много и складно говорил о "добрых целях", оправдывающих любые средства. "Так в чём ваши добрые цели, Анатолий Тимофеевич?" - спросил его я. Он же приблизил своё враз напрягшееся лицо к моему и будто случайно провёл ладонью по обшлагам моей форменной рубашки, по воротнику и вдоль пуговиц под галстуком на резиночке, проверяя, нет ли при мне "прослушки": "А что, Сергей Алексеевич, не кончилась ли у вас проволочка в "Мезончике"?"

Только теперь до меня дошёл смысл и ошалелого изумления бывшего главного "сыскаря" района, и намёков из следственного управления. Словно кур в ощип, угодил я в бездонную расщелину между строго засекреченной оперативно-разыскной деятельностью и узаконенными, столь обязательными для следователя уголовно-процессуальными нормами. Никто, кроме узкого круга посвящённых, не мог знать в ту пору о последних "новинках" милицейской спецтехники! А он знал! "Вы... вы "платник"?" - холодея от собственной догадки, спросил я.

Тогда, в пору бесчисленных служебных тайн, не только коллегам, но и сводившим тебя с ума женщинам не должен был офицер выдавать такие засекреченные термины, как "агент", "явочная квартира", "резидентура" или просто "доверенное лицо". Даже в самом ближнем и проверенном кругу сослуживцев в ходу оставались маскировочные фразы типа "прокачать понизу". И вот этот, судя по всему, "низовой" элитный, даже убедившись, что к спецтехнике я не подключен, всё же прижал палец к губам, черкнул на краешке протокольного бланка слово "маршрутный", тут же оторвал, изорвал, бросил в консервную банку-пепельницу. Минуту мы молчали. И вдруг Другалев хлопнул меня по погону: "А ведь вы мне понравились, старший лейтенант!"

Теперь надо было решиться на освобождение Другалева из нашего КПЗ, чтобы потом отправиться с бывшим задержанным в областной центр, где было обещано мне вернуть всё украденное. После чего уже в Аягузе, в гостинице, при повторном "более тщательном" осмотре места происшествия деньги будут "найдены". Тогда прекратить уголовное дело по статье 14 пункт 1 УПК Казахской ССР "за отсутствием события преступления" будет проще простого.

"НИЗОВОЙ" ПО ПРИЗВАНИЮ

Для профессионалов, понимающих суть и ценность оперативно-разыскной работы, даже такое сомнительное предложение есть предложение, от которого нельзя отказаться. "Маршрутники", как и платные агенты вообще, - это золотой фонд любой оперативной службы. Уже гораздо позднее, когда автор этих строк сменил милицейское следствие на расследовательскую журналистику, начальник областного угрозыска и куратор агента Другалева под оперативным псевдонимом "Аристократ" разоткровенничался на берегу Иртыша.

- Ты хоть знаешь, как он закончил? Начать-то в этом деле можно просто. Он ещё с семнадцати лет "по низу" пошёл. О банде фронтовиков-инвалидов слышал? Так вот, в 17 лет он инициативно и без всякого оперативного прикрытия взял да к ним и внедрился. Начитанный был. Романтик. "Боец невидимого фронта" из благополучной семьи. Помог взять всех. Но пришлось  его за компанию тоже на зону отправить. Тем более в трёх разбоях он очень даже активно поучаствовал.

В колонии он, узнав о грандиозном подкопе, выдал "копателей" начальству. 67 метров уже было пройдено, всего три оставалось. Его заподозрили. Но того, кто его обвинил, "Аристократ" взял да и... изнасиловал. "Вырубил" сначала, а потом "опустил". И ничего, сошло. Блатные его не прикончили, за своего окончательно признали, даже в "авторитеты" записать вознамерились... Освободившись, он в любую воровскую "хазу" мог запросто внедриться. Множество дел помог провести... Да-а... Давай помянем, что ли, раба божьего, "низового", грешного и святого...

- Что с ним?

- Уже года два как пропал.

- Как пропал?

Дурацкий, конечно, вопрос. Исчезновение Другалева, как и множество других таинственных исчезновений в нашей стране, так и осталось бы без ответа. Если бы другой "низовой" не напел бы моему однокашнику, курирующему оперативную работу на севере Казахстана, про два "мокрых" дела давно минувших лет. Это было агентурное донесение про то, как убивали Другалева.

"Аристократ" ошибся всего раз. Внедрился он в группу предполагаемых железнодорожных разбойников. Выбрал самого из них главного. Провёл толковую и умную работу. Где-то польстил, в чём-то заинтриговал. И уж совсем было склеилось дело, на котором банду и должны были повязать. Да только до смертельно опасного уровня довёл "Аристократ" своё обращение к нескольким "шестёркам". Насмехался над ними. Одного даже "опустил". И тот ударил "Аристократа" заточкой в горло. Сожгли его в кочегарке туберкулёзного диспансера. И того, кто его зарезал, там же. После гибели этого лучшего, пожалуй, за всю историю семипалатинского угрозыска "низового" убийц непойманных и насильников безнаказанных в "обслуживаемом" им регионе стало чуть ли не вдвое больше...

ШТУЧНЫЙ ТОВАР ЦЕНЫ НЕ ИМЕЕТ

В той трагической ситуации обвинять куратора из оперслужбы было не в чем. "Аристократ" всегда находился на грани фола. И его давно уже можно было посадить не только за кражу личного имущества в особо крупных размерах. Но оперативники всегда почитали пусть спорный, но неизбежный в такой работе принцип поглощения малого зла большим добром.

Узнал недавно, как чеченские боевики "достали" в Баку того, кто передавал отравленное письмо Хаттабу, убившее его. И не мог понять, почему не уберегли такого ценного агента? Одно дело, если чекисты использовали несчастного вслепую, как одноразовый шприц. И отнеслись затем к нему как к врагу. Настоящий же агент для "опера" не просто инструмент при выполнении операции. Это, как правило, "свой". Иногда почти друг. А своего, если ты куратор талантливый и умелый, стараются от грязных, уголовно наказуемых деяний оберегать. А уж если не запачкаться нельзя, происходит многоходовая комбинация по отмыванию "источника" и легализации результатов оперативной разработки, в результате которой агент выводится как из-под меча Фемиды, так и из-под подозрения тех, кого выдал.

Но для этого, повторяю, особый талант и опыт нужны. А бывший главный чекист страны Ковалёв среди прочего по поводу провороненных терактов говорил и о катастрофической дисквалификации оперсостава всех .наших спецслужб. Справедливо замечая, что настоящими сыщиками не становятся, ими рождаются. Штучный "товар" этот, как и добротная агентура, цены попросту не имеет.

А дилетантам в оперативно-разыскной деятельности  попросту делать нечего.

ВЕРБОВКИ ТОНКОЕ ИСКУССТВО

Ещё в советскую пору довелось сталкиваться с трагическими последствиями неудачного вербовочного подхода. Областная контора КГБ срочно потребовала от новичка отчёт по резидентуре, агентуре, доверенным лицам и содержателям явочных квартир. Ничего лучше местного алкоголика Липкина по кличке Санька-Костыль лейтенант госбезопасности найти не смог. В случае "успешной реализации особо ценных донесений" Липкину было обещано разовое денежное вознаграждение, эквивалентное трём бутылкам "Столичной" ёмкостью 0,5 литра по цене 3 рубля 62 копейки каждая.

Воодушевлённый такой перспективой, Санька-Костыль бумагу о добровольном сотрудничестве подмахнул. Своим грозным агентурным псевдонимом "Разящий" возгордился. И принялся настойчиво выспрашивать у местных мужиков про их антисоветские замыслы. Соблазняя "диверсантов"... третьей долей "премии в стеклотаре". Кончилось всё трагически: после его нелепых безграмотных "донесений" ему отказали от "должности", которой он, оказывается, очень гордился. И однажды новоявленный Иуда возьми да и перекинь по пьяному делу петлю через сук...

Почти 30 лет прошло с того следственного выезда на самоубийство. И вот читаю в свежей российской прессе про то, как "юная наркоманка из Лобни покончила с собой, прыгнув с девятого этажа здания на Пресненском Валу". Оказалось, что во время облавы в ночном клубе у девушки нашли дозу героина. Решив "вербануть на компре", молодые оперативники действовали так топорно, что попросту загубили человека. Чем, понятное дело, только обострили проблему информационного вакуума, в котором нынешним сыскарям только и остаётся, что прибавлять счёт "висякам". А гражданам напевать: "Ничего не вижу, ничего не слышу, ничего никому не скажу".

Без кардинальных перемен и в общественном сознании, и в системе вербовки осведомителей столь нужная, опасная и даже почётная агентурная работа так и останется на Руси самым постыдным делом. На радость всему нечестному, а то и преступному люду.

Но ведь было же время, когда россияне следовали примеру нынешних немцев, американцев или англичан с чистой совестью. И у нас не считалось зазорным шепнуть стражу порядка о "подозрительном явлении или человечке". Это вовсе не о периоде тотального стукачества ведётся речь. За век до начала сталинских репрессий Бенкендорф докладывал государю: "Народ любит жандармов; к ним прибегают всегда как к последнему средству исцеления и часто исцеляются..."

Убедительное тому объяснение нашла историк и писатель Елена Съянова: "...Этому сильно способствовало общее состояние русского общества первой половины ХIХ века: люди ещё не отделяли себя от государства, следовательно, не считался предосудительным и донос. К тому же на Руси донос издавна входил в рамки общепринятой системы поведения. Воинская присяга прямо вменяла его в обязанность офицеру - и с 14 декабря 1825 по 1 марта 1826 года лишь по военному ведомству было подано около двухсот доносов".

Так было. Но совместимо ли подобное с теми, в ком живёт до сих пор "синдром 37-го года"? Да и страны под собою многие россияне по-прежнему не чуют. Не верят власти с её "оборотнями", "силовиками" и олигархами. Не верят в силу закона вообще.Так не пора ли возродить эту веру?

Выпуск N 58 (831) от 31 марта 2004 г. [ N 57 ]
публикации: [ Предыдущая ] [ Следующая ] [ Содержание выпуска ]