[1]К основной странице журнала [2]Полный текст статьи в виде zip-файла ЕЩЕ РАЗ О ПРЕСТУПЛЕНИЯХ И НАКАЗАНИЯХ Леонид РЕЗНИЧЕНКО (<<Энергия>>, 200, N 5) Преступность, ее источники и факторы интересуют ученых самых разных стран и, что для нас важнее, самых разных специальностей. Нам уже приходилось говорить на эту тему. Тогда речь шла в основном о генетических, биохимических, физиологических предпосылках агрессивности. Но борьба за первенство с точки зрения науки между генетическими и социальными факторами преступности не утихает ровно столько времени, сколько наука занимается этой проблемой. Я с детства был испорченный ребенок... Чтобы добиться хоть какой-то ясности, пытаются, в частности, изучать детские "правонарушения". Хотя большой ясности не удалось добиться и здесь. Несмотря на множество исследований, до сих пор непонятно, например, насколько склонность к правонарушениям в детском возрасте определяет последующие преступные наклонности. Даже простая статистика мало что может дать: нужны данные по отдельным странам, а может, и по разным социальным слоям. Только если они совпадут, можно будет смело утверждать: да, будущего преступника с большой вероятностью можно вычислить еще на школьной скамье. Но и тогда останется без ответа самый главный вопрос: в чем тут дело, сказываются ли преступные гены или социальное воздействие, сломавшее на ранних этапах детскую душу? Решить эту проблему до сих пор не удалось, и неизвестно удастся ли вообще. И стоит ли об этом жалеть: может, лучше нам не знать о себе последней правды, а то превратимся в самопрограммирующиеся автоматы, и история раз и навсегда закончится. Но до этого еще далеко. А пока исследования ведутся, и каждое из них в чем-то опровергает результаты всех предыдущих, а если повезет -- то и наши "интуитивные" представления. Вот один из примеров. В одном из средних по размеру и другим показателям городов Новой Зеландии над всеми детьми, родившимися с 1 апреля 1972 г. по 31 марта 1973 г., был поставлен, по нашим меркам, столь же жестокий, сколь и невыполнимый эксперимент: до самого совершеннолетия за ними велось пристальное наблюдение (чтобы не сказать слежка) медицинского, психологического, педагогического и т.п. характера. Внимательно изучали состояние их физического и психологического здоровья, успеваемость, поведение в школе и дома, характер, склонность к тем или иным поступкам и проступкам. Для этого использовали и медицинскую статистику, и регулярные опросы родителей и учеников, и анонимные анкеты самих подростков, и, разумеется, данные местного полицейского управления о том, что у нас в аналогичных ситуациях называют "приводами". Цели исследования были самыми многообразными и не до конца ясными даже его авторам: на такой базе данных можно проверять корреляции по самым разным признакам и изучать самые неожиданные зависимости, какие только со временем придут в голову позднейшим исследователям. В нашем случае им пришло в голову разрешить спор, издавна ведущийся в широких кругах детской и подростковой криминологии: существует ли какой-то набор факторов, определяющий склонность детей и подростков к различным формам антисоциального поведения, к совершению правонарушений и преступлений и т.п. Словом, как раз о том, о чем мы сейчас го- ворим (Bartush P.R.J., Lynman J.? Moffitt Т.Е. Is age important? Testing a behavioral versus devel- opmental theory of antisocial behavior // Criminology. 1977. V. 35. N 1. P. 13-48). Были изучены 536 досье. Для мальчиков и юношей 5--18 лет (преступные наклонности прекрасного пола так просто не выяснишь!) с помощью специально разработанных показателей и методик выявляли склонность задираться и угрожать товарищам, любовь к дракам, привычки ломать и портить вещи, частоту вспышек раздражения, склонность ко лжи... В возрасте с 13 до 21 года внимание исследователей привлекли случаи нарушения границ частных владений, в том числе и со взломом, ношения оружия, умышленного нанесения ущерба чужой собственности, кражи из автомобилей и магазинов, другие мелкие кражи на сумму менее 40 долл., угоны автомобилей, употребление марихуаны... Все это выяснялось с помощью опроса самих подростков, проявивших в анкетах завидную откровенность, по беседам с родителями и учителями, по данным полиции. Кроме того, участники обследования в свое время достаточно подробно расспрашивали подростков о нравах и обычаях в их компаниях, среди их приятелей и тех групп сверстников, о которых опрашиваемым было известно. Результаты "наружного наблюдения" были сопоставлены с официальными записями о вызовах в суд по делам несовершеннолетних. Выяснилось, что у детей 7--12 лет "антисоциальное поведение", в том числе влекущее за собой вызов детей и их родителей в этот самый суд, соотносятся в основном с индивидуально-психологическими факторами: гиперактивностью, плохим развитием речевых навыков, раздражительностью и некоторыми другими. У подростков 14 лет и старше случаи правонарушений соответствовали не столько личностным особенностям, сколько нравам, царящим среди сверстников. И, как ни странно это может показаться, высокая частота правонарушений в "нежном возрасте" оказалась довольно надежным предвестником будущей преступной карьеры, а вот высокая частота правонарушений в возрасте подростковом говорила о будущем гораздо меньше: с изменением окружения нередко менялись и ориентиры. В возрасте же около 13 лет проследить определенную связь между теми или иными факторами и "антисоциальным поведением" не удалось вообще: все было перемешано и перепутано. Но, скорее всего, именно "отрок" и переходил в своем личностном развитии рубеж, на котором определялась последующая структура поведения. То, что от милого непослушного и хулиганистого мальчугана гораздо легче можно ожидать превращения в преступника, чем от грубого, дерзкого и нередко действительно социально опасного (делинквентного) подростка, -- это, действительно, способно шокировать наши этические и эстетические чувства. Однако всегда остается надежда, что наука опять ошибается, и следующее исследование опровергнет безупречную математическую статистику наших авторов. Или социальное воздействие, в том числе справедливое наказание, излечит правонарушителя от дурных привычек. Во всяком случае, сделает так, чтобы другим потенциальным правонарушителям, даже если у них в детстве отмечались неподходящие "предвестники", было неповадно давать волю своим преступным наклонностям. Ведь наказание для этого и существует. Но точно ли или это еще один из "мифов народов мира"? Наука с нашими мифами не церемонится. И, например, идею о благотворности и даже благих намерениях тюремного наказания готова поставить под сомнение не меньше, чем любую другую. О благотворности или вредности наказания вообще и тюремного заключения в частности спорят много. С начала прошлого века даже вполне серьезно. В нашем веке, особенно во второй его половине, к спорам добавились и относительно строгие исследования. Экспериментов тут, по понятным причинам, особо не поставишь, но вот в строгих статистических исследованиях, нередко снабженных вполне солидными психологическими и социологическими интерпретациями, недостатка нет. В том числе и в сравнительных -- в этой теме к "общей" статистике и "общим" выводам тоже нужно относиться с осторожностью: в разных странах, разных культурах, разных условиях дело может обстоять по-разному. И результаты подобных штудий могут оказаться весьма неожиданными. Вот один любопытный образчик. Больше демократии -- больше срока Всегда приятно видеть, что мы не одиноки в мире. В частности, что преступность и количество наказаний стремительно растут и в самых благополучных странах Запада. И при этом никакой разумной связи между ростом преступности и ростом наказаний (а еще бы лучше -- между ростом наказаний и сокращением преступности) в этих странах проследить не удается. Более того, в каждой стране эта связь -- своя. Общее между ними лишь то, что нигде связь эта не выглядит рациональной. Так, в ФРГ число наказаний на 100000 жителей стабилизировалось в 60-е гг., тогда как сама преступность выросла на 25%. Позже частота наказаний стала расти, но значительно медленнее, чем преступность (и этот факт никого особенно не волнует!). В США с 1960 по 1980 г. число зарегистрированных преступлений выросло с 3,2 млн до 13,2 млн, число преднамеренных убийств удвоилось, с 1973 по 1991 г. число тяжких преступлений выросло втрое, а уровень наказаний почти все это время рос незначительно. И только к концу 80-х гг., когда преступность стабилизировалась, уровень наказаний стал расти. Именно после стабилизации преступности! В этом сходятся все статистики и социологи. Короче, связь между уровнем преступности и уровнем наказаний в двух странах имеет лишь одну общую черту: ни там, ни там ее нельзя объяснить общими криминологическими или социологическими соображениями. Это заставило американского социолога (J.J. Savelberg. Knowledge, domination and criminal punishment. American Journal of Sociology 1994. N 4, p. 911-943) выдвинуть весьма экзотическую гипотезу (как он сам признает, сторонников у нее, несмотря на полный анту- раж академического обоснования, пока немного). В росте числа наказаний, считает социолог, виновны не преступники (они, как сказано, самоотверженно стабилизировались) и даже не судьи или полицейские они какими были, такими и остаются. Виной -- ренессанс американского либерализма (в самой Америке либерализмом, правда, называют нечто прямо противоположное, а то воззрение, которое мы имеем в виду, зовут неоконсерватизмом; но мы здесь используем слово "либерализм" как это принято в Европе). [en0500res.gif] Так вот, в Америке 60-х гг. в общественном мнении господствовал "либерализм" в американском понимании этого слова (по- нашему, по-европейски, -- почти что социализм). Полагали, что за поведение человека ответственно общество. Роль наказания в исправлении преступника оценивали крайне невысоко (что, может, и справедливо), а других социальных ролей у наказания вообще не замечали. Зато огромную роль в исправлении нравов преступников отводили "общине" -- по большей части, соседской; по степени святости "община" в Америке занимает место нашего покойного трудового коллектива. Вот преступников и отдавали на поруки общине, а графства, где удавалось снизить число "посадок" (не преступлений, а именно посадок) ниже определенного, установленного властями уровня, -- эти графства особо премировались властями штатов. Преступность же между тем росла себе и росла. Впрочем, мы и это проходили. Помните, еще в прошлом веке: Мы трясемся среди спален, Мы дрожим среди молелен Оттого, что параллелен Ко присяжным так граф Пален... (А.К. Толстой) Но вечно расти не может даже престность и даже в исключительно благоприятной среде. И вот она стабилизировалась. А американцы тем временем вспомнили о своих исконных ценностях, которые, в частности, предполагают, что за все, что делаешь ты, и за то, что делается с тобой, отвечаешь ты сам. Не Бог, не царь и не герой! И отвечаешь не только вообще, но и по всей строгости. А средства массовой информации в Америке устроены так, что быстро доносят до обывателя разные нехитрые мысли как его, обывателя, самое заветное убеждение (мы, впрочем, этому тоже почти выучились). А судебное и политическое сообщество в Америке (в отличие от Германии) устроено так, что вынуждено чутко реагировать на все смены общественного настроения. А сообщество академическое устроено вообще так, что вынуждено оперативно реагировать на смену не только общественного настроения, но и настрое- ния сообщества политического, судебного и т.п., откуда исходят гранты на исследования. (Все это -- не продукт антиамериканизма автора данной публикации, а всего лишь сокращенный и поневоле чуть-чуть утрированный пересказ рассуждений социолога из Миннесоты. У того, правда, это оформлено как несколько десятков аксиом и немного статистики, но за точность общего смысла автор ручается.) И вот с 1980 по 1984 г. число з/к (кто не помнит -- "заключенный каналоармеец") на 100000 населения выросло на 50 единиц (голов?) без всякого воздействия на преступность, которая стала стабилизироваться, но не желала снижаться; с 1985 по 1989 г. -- еще на 50 с тем же результатом (точнее, без тех же результатов); в следующие 5 лет -- еще на 50, но уже с результатами весьма плачевными для экономики, бюджета, инфраструктуры тюремной системы -- не выдерживает она такой нагрузки. А вот в Германии все сообщества компактнее, автономнее, элиты интегрированы гораздо теснее и гораздо меньше зависят от "толпы", так что гуманитарные ценности, попираемые в США грубой стопой демократии, там живут гораздо дольше. Преступность, как известно, не любят и там, но крайности не любят еще больше. Так что демократические срока, оказывается, самые крутые. Но, может, в нынешнем тысячелетии наука установит, что наказания все же благотворны если не для самого преступника, то хотя бы для общества (а значит, и для преступника как члена общества). Что наказание -- благо для преступника и тот должен желать его более всего на свете, в свое время убедительно доказал древнегреческий философ Платон. Кое-кто верит до сих пор. Только вот что это будет за наука: социология, психология, криминология или пенология (есть и такая -- теоретическое исследование проблем наказания) -- пока не ясно. А может, это докажет наша родная самая передовая в мире российская наука. Безо всяких там искусственных и формальных дисциплинарных делений, чуждых нашей исконной соборности... Рисунок Е.Чайкиной [3][up.gif] References 1. http://courier.com.ru/energy/index.html 2. http://courier.com.ru/energy/zip/en0400rezn.zip 3. http://courier.com.ru/energy/en0500rezn.htm#rez