Главная страница Рубрика "Свои истории"

    Вроде, и правда, уедут завтра. А что если опять получится как летом. И с узлами этими, и со школьниками. В начале июля вызвали всех в школу - детей организованно отправляют из Москвы - спасать от бомбардировок. Куда не сказали - диверсанты же кругом. . Оля поехала вожатой с маленькими...
    Ехали по реке, через Углич. Пожили месяц в сельской школе, за детьми стали приезжать родители - другой указ вышел - эвакуироваться только семьями.
    Какая-то не такая оказалась война. Конечно, и затемнение, и мешки с песком, и аэростаты вечером носят, и бомбы падают - вон как дом раздолбали на Старой Площади!... Но вообще... Война представлялась Оле какой-то огромной страшной неразберихой.
    Сперва, когда только выступил Молотов, вроде даже весело было, необычно, подъем какой-то. Они сразу с Настей бросились на курсы санитарок записываться. Не взяли - восемнадцати нет.
    А Кирилла взяли. Не на фронт - у него бронь как у старшекурсника - окопы рыть. Под Смоленск куда-то отправили. Только он говорил, никому эти окопы не помешали, немцы их обошли, а студенты чуть в окружение не попали. - Оля! Ну что ты опять сидишь, размечталась? Ладно, оставь посуду - ты и впрямь все перебьешь! Доставай вещи из гардероба.
    - Все из ящиков доставать?
    - Все. Пригодится. На продукты будем менять.
    - Оля вынула все белье из ящиков. Получился огромный узел.
    - Сережино зимнее пальто висит, тоже брать?
    - Обязательно! Сережа специально принес его: английское сукно, каракулевый воротник. Сказал, сохрани, если будет возможность, а нет, так на картошку сменяешь.
    Господи!... Какая тоска. Где сейчас Севка, а? Ребят из их класса всех в армию забрали, говорят в училище... Эх, Севка Севка... Ведь все эти годы предательницей ее считает. Как он тогда летом. Она издали его увидела, бросилась к нему: "Севка! ."' А он на другую сторону перешел. Зазвонил телефон.
    - Да, - сказала мама, - Е1-224095. Есть такая, сейчас позову. Тебя, Оля.
    - Оля положила узел на диван, вопросительно взглянула на маму. Та пожала плечами.
    - Слушаю, - сказала Оля, почему-то очень тихо. - Да, я хорошо вас слышу. Да, я Ольга Стрешнева. Что?... Кто?!. Богданов? Всеволод?! Здесь, в Москве?
    Ну конечно... Мама, запиши адрес! Перово Поле, 20, школа N317. Новая школа, все знают, поняла... Я еду. Сейчас же. Передайте ему: я еду! Она опустилась на стул, стоявший под телефоном, безуспешно пытаясь повесить трубку на рычаг.
    - Мама! Бог есть! Есть! Только что я мысленно молила его: увидеть Севку! И вот он - Всеволод Богданов, раненый лежит в госпитале, дал мой телефон. . Где это Перово Поле, мама?
    - Ты прямо сейчас хочешь ехать? - Вера Васильевна схватила ее за плечи, потрясла. - Ты спятила, Ольга! Через час будет темно, света на улицах нет. Как ты доберешься обратно?!
    Мать что-то говорила, убеждала, упрашивала... Оля ее не слышала.. Потуже заплела косу, набросила на голову шарфик ...

    Когда Оля в темноте добралась до школы N 317, она впервые по-настоящему ощутила войну. Перед госпиталем стояло два санитарных автобуса, из них непрерывно выносили раненых. Почему-то у всех были забинтованы головы, бинты в крови ...
    Оля проскользнула в вестибюль. Он тоже весь был уставлен носилками с ранеными. И тоже все с забинтованными головами, у многих и лица не было видно под бинтами. Оля прижалась к стене.
    - Тебе что, девочка? - не замедляя шага, спросила ее пожилая сестра, державшая в руках какую-то колбу с трубкой.
    - Тут мой друг лежит. Мне позвонили, чтоб пришла ...
    - Иди в конец коридора, там регистратура.
    - Простите, - не выдержала Оля, - а почему у всех забинтованы головы?
    - Это специальный госпиталь - челюстно-лицевые ранения.
    - Сядь сейчас посмотрим - Как говоришь: Всеволод Богданов? - Сестра, сидевшая в углу коридора за столом, уставленным ящиками с карточками, придвинула к себе один из них.
    Богданов лежит в сорок второй палате на четвертом этаже. Вон за теми носилками иди, как раз в сорок вторую понесли ранбольного. Постой, а ты кто ему? - сестра внимательно посмотрела на девушку.
    - Я?.... Знакомая... Учились вместе.
    - А как у тебя с нервами - в порядке? А то некоторые увидят - и в обморок. У него ведь очень тяжелое ранение - осколком снесло нижнюю часть лица.
    Прикрыв рот, Оля смотрела на регистраторшу. Потом перед глазами вдруг все поплыло, и она уронила голову на стол.
    - Ты что? Плохо тебе? Тогда лучше не ходи!
    - Нет, нет, что вы, все нормально. . - Оля вскочила, шлепнулась обратно на стул, снова вскочила и бросилась за носилками.
    Она жалась к стене, чтобы не мешать санитарам. На повороте носилки зацепились за перила. Передний матюгнулся: "Выше поднимай!"
    Санитар, шедший сзади, немолодой уже, седоватый мужчина, сдернул с перил носилки и прошипел: "сволочи! Знали ведь, что не школу - госпиталь строят, а лифт не сообразили!"
    Оля подождала, пока санитары вышли из палаты с пустыми носилками, и осторожно отворила дверь.
    Какой-то раненый, ходячий и почему-то с костылем, кивнул ей на койку у огромного школьного окна и пододвинул стул.
    Севку она узнала сразу, хотя видны были только глаза, лоб и стриженная макушка. Ниже носа все закрывала марлевая салфетка в каких-то желтоватых пятнах. Держалась она на носу и на тесемочках за ушами. Из-под марли свисала трубка, опущенная в банку.
    - Севка! - негромко позвала Оля и присела в ногах кровати. - Севка! Ей показалось, что он улыбнулся- глаза прищурились. Посмотрел на нее, взял блокнот, черканул что-то, протянул ей "Красивая!!!" прочитала Оля и засмеялась.
    Севка! - она заговорила быстро, громко - ой почему-то казалось, что он плохо слышит. - Сестра сказала, ты скоро поправишься! Говорить не сможешь, ну и что? Я же болтушка, ха троих управлюсь! А ты будешь писать, писать, писать!... Помнишь, какие рассказы ты писал в стенгазету? Война кончится, мы с тобой в университет поступим, на исторический... Ноги - руки-то у тебя целы?
    Севка пошевелил под одеялом ногами, и ей опять показалось, что он улыбнулся.
    - А как же ты на фронт попал? Ведь не берут до восемнадцати? Севка что-то написал в блокноте и протянул его Оле.
    - "Я партизанил. Пошел "искупать вину" своего отца". - Оля бросила на него взгляд, и опять ей показалось, что глаза у Севки сощурились в улыбке. -Очень боялся не застать тебя в Москве. Вы не уезжаете в эвакуацию?"
    - Я никуда не уезжаю. Никуда... Я буду приходить каждый день! Понимаешь, Севка... Понимаешь... - Не глядя на него, Оля теребила край одеяла. - Ты был тогда прав, что перешел на другую сторону, хотя совсем был неправ, но ты же не знал . . Оля помолчала.
    - Когда пришло твое письмо, мама испугалась и разорвала конверт с адресом. У нее тогда брата арестовали, Сашу. Младшего Сережу исключили из партии - почему не разоблачил. И девочку трехлетнюю она взяла, дочку брата. Но я все решила: поеду в Киев, отыщу Севку! И тут тетя Наташа! Каждую ночь все ждала, ждала, что за ней приедут, и тронулась... увезли в Кащенко. Она так ничего, тихая, только считает, что она мужчина и потомственный дворянин...
    - Оля рассмеялась и уткнулась лицом в одеяло; пахло от него неважно.
    - Вот так я и не попала в Киев. Но теперь все. Теперь мы не расстанемся никогда! Никогда! Я буду тебе самой лучшей женой на свете! Позади кто-то хихикнул.
    -Ты не возражаешь, Севка? - У Севки опять прищурились глаза -улыбнулся. - Сына тебе рожу, такого же длинноногого! - Она натянула одеяло на высунувшуюся из-под него огромную Севкину ступню.
    - Опять кто-то хихикнул за ее спиной. Оля обернулась: сосед - через койку от Севы грозил кулаком тому, ходячему.
    - Барышня! - вошедшая санитарка тронула Олю за плечо. Вы бы шли, а то мы сейчас их кормить будем, вам ни к чему...
    - Хорошо... - невесело сказала Оля. - Вот так, Севка, прогоняют... - Она взглянула в окно: - Господи, ни одного фонаря! Да ты не думай, я не боюсь, везде патрули ходят. Я завтра приду. Я буду приходить каждый день. Понимаешь - каждый! С утра до вечера буду здесь. Помогать буду, за другими раненными ходить буду - только чтоб не прогнали!
    Виновато улыбнувшись, Оля поднялась со стула. Заметила, что Сева тоже сделал движение ей навстречу. Зажмурился - видно, от боли и опять откинулся на подушку.
    Оля подумала, что надо бы поцеловать его. Но как? И как они вообще будут целоваться? Впрочем целоваться ей не нравилось. Целовалась она только с Кириллом, а от него почему-то всегда пахло котлетами или еще какой-нибудь едой.
    Она взяла Севкину руку и, уткнувшись лицом в ладонь, немножко посидела так.

    В коридоре было свободно, видимо, всех прибывших раненых уже разместили по палатам. Да... Как же до дома-то добраться?... Она даже не знает, в какую сторону идти. .
    - Оля! - послышалось за ее спиной. - Как ты сюда попала? Оля обернулась.
    - Ой! Ида Матвеевна? А вы почему тут?
    - Да вот назначили терапевтом. Я ведь еще не вышла из призывного возраста, - женщина улыбнулась. - Присядем на минутку, что-то ноги не держат... Рассказывай, чего пришла?
    - У меня тут друг лежит Сева Богданов. Близкий друг.
    - Богданов?! Мой ранбольной. Очень тяжелый... Он действительно твой близкий друг?
    - Да, очень!
    - Тогда ты должна знать. Ему сделают несколько пластических операций. Лицо будет более или менее... Но говорить он не сможет. Никогда.
    - Ну и пусть! Какое это имеет значение? Мозги-то у него целы?
    - Мозги - да. Но понимаешь, ранения осколочные... И один довольно большой осколок застрял в грудной клетке. Удалить пока невозможно, слишком слаб.
    - Ида Матвеевна, милая! - Оля умоляюще сложила руки. - Помогите мне устроиться сюда санитаркой! Я не только за ним, за всеми буду ходить! Я сильная - носилки могу таскать! Я ведь сразу, в первый же день пошла в военкомат, не взяли, лет мало. Вы сможете мне помочь?
    Ида Матвеевна внимательно посмотрела на девушку, закрыла глаза, подумала.
    - Приезжай завтра утром, я поговорю с начальником госпиталя. А вы что же, не эвакуируетесь?
    Эвакуируемся в Свердловск. То есть они эвакуируются: мама и тетя Наташа. А я нет! Я никуда не поеду! Я буду работать в госпитале! Буду, Ида Матвеевна?: - Оля вскрикнула.
    - Ладно, девочка, иди. Я поговорю с начальником. И маме твоей позвоню. На-ка запиши телефон. - Ида Матвеевна протянула Оле обрывок какого-то бланка. - В случае чего, уедешь с госпиталем.
    - Все! - Оля вскочила со скамейки. - До завтра!
    - Постой. Сейчас автобус пойдет за ранеными на Ленинградский вокзал. Я скажу, чтоб тебя взяли. А там рядышком - добежишь.

    Господи!. . Вера Васильевна со стоном прижала к себе дочь. Ну где ты пропадала? Я чуть не умерла со страху! - Лицо у нее было мокрое от слез.
    - Прости мама. Я в госпитале задержалась. Это же очень далеко - Перово Поле. А потом автобуса ждала, санитарного, они за ранеными ехали, подвезли меня чуть не до дома.
    Оля повесила пальто и без сил опустилась на диван. Ну как быть? Как объяснить маме, что она не поедет в Свердловск? - Ладно, детка, ты ведь есть хочешь. Картошечки я сварила, масло есть. Звонили. Кажется все-таки едем. Утром пораньше за Марусей отправлюсь, обещали отпустить. Врач сказал, она спокойная, ей подобрали лекарства..
    Оля положила себе картошки. Поставила тарелку на стол.
    - Мама! Я с вами не еду.
    - Что?!
    - Я остаюсь в Москве, буду работать в госпитале санитаркой. В том, где лежит Сева. Он сильно изуродован, и я его больше никогда не оставлю.
    - Ты с ума сошла?.. Это какая-то чушь! Фантасмагория! - Вера Васильевна схватилась за голову. - Голая солдатня, матерщина, кровь!....
    - Мама! Они же раненые! А если б твой брат?...
    - Но тебя не возьмут!...
    - Возьмут. Ида Матвеевна договориться с начальником госпиталя.
    - Ида Матвеевна?!
    - Ну да. Я забыла тебе сказать, она работает в этом госпитале. Она обещала тебе сегодня позвонить. Не звонила? - Оля укоризненно взглянула на телефон.
    - Не звонила... Принеси спички, сил нет со стула подняться.. Что ты со мной делаешь?..
    - Ты в убежище не пойдешь, мама? Мать махнула рукой.
    - Какое еще убежище?! Оля! Я не поеду в Свердловск. Я не оставлю тебя
    одну.
    - Но почему одну? Папа тоже не едет!
    - Папа! Папа на казарменном положении. Он не ночует дома. Если немцы придут, их бригада должна взорвать завод и уходить поодиночке, а ты? - Что я? Ида Матвеевна сказала, что в случае чего, я уеду с госпиталем.
    Неужели она до сих пор не звонила?!
    -Нет.
    - Вот! Она! - Оля бросилась к телефону.
    - Оля? Это Ида Матвеевна. Мужайся девочка: Сева Богданов скончался полчаса назад. Поезжай с мамой в Свердловск... Оля сидела и молча смотрела, как раскачивается на шнуре выпавшая из рук трубка...