Содержание номера

Галина Маштакова

Галя Маштакова работала в газетах "Вечерняя Москва", "Пионерская правда", в "Российской газете", газете "Россия", в "Московских новостях", в "Труде". Пыталась создавать детское телевидение... Писала о проблеме казачества... Была военным корреспондентом в Абхазии,в Чечне... В Грозном одевала и кормила детей-сирот. Из Грозного - не дожидаясь создания "юридической базы" и "государственной помощи", на свой страх и риск вывозила детей, устраивала в больницы, в интернаты, в семьи. Двоих из них усыновила.Галя умерла от тяжелой болезни. Ей было 42 года. На этих страницах ее последний рассказ...

В СПИСКАХ ЧЕЛОВЕЧЕСТВА ОНИ НЕ ЗНАЧИЛИСЬ

     Когда взрослые люди заняты своими черными делами, им на детей наплевать...
     Все, о чем я рассказываю, происходило уже после последнего штурма Грозного, после августа 1996. Я один из свидетелей этих событий - как каждый час из Моздока взлетали два "грача" и бомбили город... Беженцы, в основном русские, обманутые обещанием "коридора"... Коридора никакого не было... К концу августа из щелей повыползали дети. (Те сироты, что остались после штурмов 95 года, уже поразбежались.) Когда начались переговоры с Лебедем и с Магомедом Талбоевым, я вернулась в Грозный. Мы стали детей около комендатуры собирать, человек сорок собрали. В это время как раз военнопленных меняли - на "уралы", на муку, на сухое молоко. Обменный фонд находился в церкви. Там можно было и для детей что-то выкроить, хоть бурду какую-то сварить.Чтобы организовать вывоз детей, я поехала в Москву. Мне тогда и в голову не могло прийти, во что все это превратится. Оказалось, никому эти дети не нужны. В Грозном так все разбомбили, что ни загсовских записей, ни дубликатов не осталось. А значит - человека как бы нет. "Нет человека - нет проблемы" - известный принцип действует по-прежнему... Вернулась в Москву, в газете, конечно, написала. И вызвал меня Виктор Васильевич Ильюшин, тогда - первый вице-премьер.
     Ехала я к нему, у меня душа пела: уровень-то какой! Сейчас все и решится! А встретил он меня исторической фразой: "Здравствуйте, Галина Николаевна. Целый день вас жду. Мне так интересно: что, действительно в Грозном есть сироты?" Я стою и чувствую, что у меня земля из-под ног уходит. У них какая-то своя логика жизни - отдельная от жизни. Когда я сказала: "А вы что, полагаете, два года можно бомбить, и там нет сирот?", его помощник пихнул меня довольно больно в бок: ты с кем, мол, разговариваешь? Потом Ильюшин развил бурную деятельность, но на пятой минуте мне стало смешно, потому что происходило это так: у него тридцать пять телефонов, он трубку снимает и говорит: "Анатолий Сергеевич, значит так. Чтобы с завтрашнего дня фамилия Маштакова была по всему Грозному как пароль". А за два года войны меня там каждая собака знала, и чеченская, и русская. Ну ладно, думаю, может, у них так принято. Другую трубку снимает: "Сергей Кажугетович, у нас есть самолет? (Насколько я знаю, Сергей Кажугетович только что два самолета в Ирак отправил, и, надо думать, один у него еще остался.) ... Вот у меня тут сидит журналистка, нам срочно нужен самолет вывезти из Грозного сирот". На что, естественно, Сергей Кажугетович отвечает: "А кто вам их даст вывезти?" Ильюшин мне: "Галина Николаевна, а кто нам даст их вывезти?" Я говорю: "В этом, собственно, и состоит сложность. Мне нужен не просто самолет. Я уже разговаривала с Лебедем, я уже разговаривала с Рыбкиным, и мне сказали, что отдельной строкой дети в переговорный процесс включены не будут. И сейчас речь идет об объединенной охране. Пока мне готов помочь омский ОМОН и один мой знакомый полевой командир, а еще неплохо бы мне дать Салавата (я знала этого человека, он начальник безопасности у Кажугетовича), он может помочь." Шойгу, хочет - не хочет, а первого вице-премьра ослушаться не может. Выехали мы на следующий день, в шесть часов утра. Но вот одного понять не могу: разговор происходил в девять часов вечера, а в шесть часов утра в МЧСовском самолете было двадцать семь человек журналистов. Я, когда вошла в салон, не удержалась: "А вы тут что делаете?" У меня непроизвольно выскочило, потому что вроде не за тем едем. Меньше всего я в тот момент себя журналистом ощущала: мы же ехали детей вывезти. Вывезем, а потом пишите себе, что хотите. Нет, МЧС устроил "освещение своей акции". Двадцать семь журналистов и еще одна тетя. "Добрый день, - говорит она мне, - меня зовут Маргарита Николаевна. Я командирована от министерства социальной защиты с вами спасать детей. (Что у них, помоложе, помобильнее никого не нашлось?) У меня большой опыт. Мы собираемся их везти в Осетию". У всех, кто там был, так и вырвалось: "Ку-уда?!" Едва ли можно было придумать что-нибудь более страшное и идиотское в этой ситуации... В то время, когда Осетия у всего мусульманского мира как бельмо на глазу, детей из Чечни надо везти именно туда! Дело не в том, русские - не русские, а в том, что им просто не дадут до границы доехать. Из принципа, поскольку их в Осетию везут... Пожалуй, в тот момент я вела себя не как академик Лихачев... А она мне: "Милая, потрудитесь вести себя прилично, я старше вас раз в пять! И вообще, у меня большой опыт, я еще в шестидесятом году из Ташкента вывозила детей в Артек".
     Прилетаем в Назрань, там меня ждет машина. Я спрашиваю: "Кто со мной?" К детям, то есть. "Нет, - говорят, - мы сначала должны утрясти вопрос с питанием, с размещением", - "Ну тогда, - говорю, - давайте уж завтра по военной связи договоримся". И мы с Сережей Герасименко, с ребятами из "Взгляда" поехали в Грозный. А остальных - нет как нет, день их нет, два их нет. Никто в Грозном не появился. Мимо пройти было невозможно - города ведь нет, а есть только одна комендатура. Разминуться там нельзя. Звоню. Человек из миграционной службы Ингушетии говорит: "Некогда им. Они по тридцать пресс-конференций в день дают"... Если бы мы сразу забрали детей, то ничего бы и не было, вывезли бы себе по-тихому. А тут уже волна пошла - на всю Ингушетию растрезвонили, что детей вывозят. С какой стати детей вывозят?! И без того израненная Чечня детей лишается. Что, как, на каком основании... В конце концов, мне вообще запретили вывозить детей: не прикасайся к нашим детям! Одним словом, все, что чиновники этими пресс-конференциями могли сделать, они сделали.
     С большим трудом, после встреч с Махашевым, Мовсаевым мне удалось добиться разрешения вывезти хотя бы русских детей в какое-нибудь безопасное место. Сказали: "Во вторник, в 14.00 с трехдневным запасом горячей еды, постельного белья одежды вас будут ждать в Серноводске, в санатории "Кавказские курорты"... Но я же была во время войны в Серноводске. Там камня на камне не осталось. Кинулась я к своим чеченцам: "Умоляю, свозите меня в Серноводск". Они мне: "Галь, да ты что! Через Самашки!" Через Самашки теперь русскому человеку не проехать... -"Ну, может с вами как-нибудь прорвемся. Я не могу так везти детей, мне надо сначала посмотреть". Приезжаем. Какая там еда, там даже подвалов нет! Естественно, возник вопрос: почему дали этот адрес? Директор санатория говорит: "Федеральная миграционная служба дала команду завезти детей, а под них потом можно будет выбить финансирование на восстановление санатория"... Это был один из тех редких случаев, когда я разревелась на войне.
     Одним словом, пришлось оставить детей у Хадижат - медсестры гелаевского отряда.
     Я вернулась в Москву. Единственное, о чем удалось договориться с Шамилем - что он разрешит мне вывезти тех русских детей, чьих родственников я найду. Я дала разворот фотографий в "Московских новостях": ради бога, узнайте своих!
     И вызывает меня Виктор Васильевич Ильюшин. Теперь он меня не спрашивает, есть ли в Грозном сироты. Он очень как-то зло настроен и говорит: "Я что-то не понял, мои чиновники приехали, сказали, что никаких сирот там в помине нет, это плод вашей фантазии богатой... А вот я читаю газету - вот же они сироты!" Я в ответ: "Виктор Васильевич, ваши чиновники даже не появились в Грозном". - "Как это не появились? Они были в 201 бригаде". - "201 бригада - это, как бы вам сказать, маленький такой гарнизон, который стоит в районе Северного аэропорта, а дети - в комендатуре, в самом городе Грозном". Он звонит Панову, бывшему замминистра соцзащиты. (Ему, кстати, принадлежит замечательная фраза. Он шипел на меня в Чечне, как гусак: "По вашей милости я сюда второй раз приезжаю..." А я не выдержала, у меня нервы сдали, говорю: "Слушай, милый, ты должен был не вылезать отсюда как человек, отвечающий за социальную защиту населения. Может, война быстрей бы кончилась..." А позже Минсоцзащиты создало "Комиссию" по грозненским детям-сиротам. И Панов мне как-то сказал: "У вас дети, а у нас комиссия. Давайте поделимся".)
     Короче говоря, на мое счастье Панов с ходу Ильюшину сказал то же самое: нужно, мол, финансирование и так далее... И Ильюшин, побагровев, заорал в трубку, что сначала дети, а потом стулья... Эту фразу я запомнила... Потом он сел и пригорюнился...Так вот. Все не мычат, не телятся, а у меня дети в Грозном босые ходят - в декабре месяце. Я выступила на "Эхо Москвы": принесите, у кого что есть... Редакция газеты ("МН") и военные летчики помогли доставить в Грозный груз гуманитарной помощи - детскую одежду и обувь. Пока они тут телились, мы хоть одели детей - 182 человека. Вернулась, привезла еще одну статью, тоже о детях - "Террор против помощи". О том, что нам уже не дают оказывать помощь, что дети уже стали разменной монетой... В начале-то их можно было потихоньку вывезти. А теперь Шамиль Басаев решил, что и ему неплохо иметь такой же кадетский корпус, как у Аушева.
     Итак, одела детей в гуманитарку, вернулась, написала... Меня вызывает Виктор Васильевич Ильюшин. И говорит: "Галина Николаевна, я снова прочитал вашу статью..." Ну просто самый читающий вице-премьер в мире... Я ему: "Знаете, я уже не надеюсь больше на ваших чиновников. Зиму дети не переживут... (Как раз тогда я похоронила двух мальчишек, которых хотела вывезти, Сашу и Толю Бабичевых.) Вот, я потеряла уже двух мальчиков". На что он: "Как так! Детей теряем!" Сел, пригорюнился. "Знаете, кто вам поможет? Вы можете завтра ехать в Грозный?" - "Могу". - "Я вас посажу в самолет Березовского."И действительно, хватило двух слов, чтобы Березовский понял, о чем идет речь. Он сказал: "Мне нужны элементарные выкладки, сколько надо денег и что вам вообще нужно - больница, санаторий..." Естественно, я ему о трудностях: за то время, пока мы "были в пути", ситуация резко изменилась, и дети уже стали ценным товаром, за ними стали охотиться, все усложнилось. Он говорит: "Если вы готовы этим заниматься на свой страх и риск, я буду это финансировать". В то время уже ни о каких переговорах речи не было. Мы просто стали собирать детей, которых эти полгода после августа 96-го мы в Грозном подкармливали, одевали...Первыми выехали 10 человек. Среди них - мои (правда, это потом выяснилось, что они - мои), Фомичевы, Опарины... Как вывозили? Мы детей выпустили за десять минут до самолета, позвали ребят из НТВ, из ОРТ: "Ради Бога, включите камеру на 5 минут, нас не выпустят из Грозного".
     И действительно, когда чеченцы стали нас теснить автоматами, кто-то из ребят крикнул: "Мы снимаем!", и они растерялись, автоматы из ручонок поопускали: завтра выборы, а я ведь иду напролом. Ведь покажут на весь мир, как они на тетку и на детей с автоматами кидаются! Действовали мы без всякой "правовой базы", ее и сейчас нет... Прилетели во Внуково, повезли детей в Тушинскую больницу - во время войны она считалась резервной и принимала чеченских детей. Главврач только попросил: "Я вас умоляю, утрясите все вопросы..." Стала я "утрясать" с Департаментом здравоохранения. Мне все слова сказали: как мы должны быть им благодарны, и лично я, потому что они могли бы нам и не идти навстречу... и вообще, этим детям место в приемнике-распределителе, и мы не имели права забирать их, и договорились: "Зачем же вы украли детей из суверенного государства?" (Потом мне это чиновники повторяли не раз.) - "Кого, простите, я украла из суверенного государства? Из какого именно суверенного государства?" У чиновников в голове отложилось, что вроде как Россия и не возражает, что Чечня - суверенное государство...
     Месяц дети были в больнице. И это было очень тяжко. Санька Фомичев потерял сознание и больше суток не приходил в себя - у него был критический гемоглобин... С таким трудом там сберечь, а теперь терять... А потом выяснилось, что у него гемофилия, в гематологический центр пришлось отправлять... Причем везде и всюду только так: "Миленькие, родненькие, за ради Христа сделайте..." Никто нам не помогал.Теперь Наташа и Маша - сестрички-якуточки. Маша была совершеннейшее дитя, ей 10 лет. И тут вдруг я приезжаю, а у ребенка истерика, настоящая, говорить не может. Что произошло? Девочек решили проверить в венерологическом диспансере. А они тогда, кроме меня, всех боялись. Я была для них вроде как своя, из Грозного, привычная. А ее погрузили в машину, без моего ведома повезли. Оказывается, у них у всех брали анализ на РВ, и там оказалось что-то не то. И это десятилетнее дитя посадили на гинекологическое кресло, стали задавать ей вопросы, самый безобидный из которых был: не спала ли она со своим отцом - это с погибшим, с папой!... В общем, когда она вернулась, с ней была истерика. Она в меня вцепилась, стала мне передавать, что у нее спрашивали, и при этом ни слова не могла понять, все время спрашивала: "Тетя Гала, а вот это что значит?" А я не знала, какими словами ей все это объяснить. Я, естественно, приезжаю в этот венерологический диспансер. Самое безобидное из его ответа: "Понавезли сюда сифилитиков из Чечни, мало своих..." Я реву, но понимаю, что я его сейчас убью. Нас разняли... Примчался главврач... Он и при нем: "Да там пробы негде ставить..." Это про десятилетнего ребенка. До главврача, правда, дошло, что я журналист, что сама этих детей вывезла, значит, афганский синдром, нервная... В результате оказалось, что анализ они перепутали с теткой с трех вокзалов.
     После больницы нужен был санаторий... Я подумала: уж таким-то детям дадут... Но мне повторили, что не имеем права этими детьми заниматься, - они никто... Наконец в Департаменте здравоохранения сказали: "Да, мы можем, у нас есть профильные санатории, но мы всех десятерых разместим по разным санаториям". Какие разные санатории? Они друг к другу жались... Не говоря уже о том, что там пятеро Фомичевых, двое Опариных и трое Тимофеевых... Они же все братья-сестры, куда же их раздирать сейчас? "Нет, мы не можем, если бесплатно. А если хотите в один санаторий - можете за деньги..." И мне называется какая-то запредельная сумма. На мое счастье тут происходит день рождения моего школьного друга. И одноклассник, которого я сто лет не видела, вызывает меня на кухню и говорит: "Слушай, а меня ты что, вообще за человека не считаешь? У меня три автосервиса. Возьми у меня, я себя хоть нормально чувствовать буду..." Месяц мои дети как сыр в масле катаются в санатории... Дальше мы находим тетю Опариных, она забирает их в Саратов, мы связываемся с Аяцковым, просим помочь... А восьмерых я везу в питерский приют, потому что больше девать мне их некуда. Никто не хочет ими заниматься и место им только в приюте, потому что у них нет свидетельств о рождении. Говорят: "Давайте нам свидетельство о рождении, мы вам все сделаем". Где же я его возьму: в Грозном я даже заикнуться не могу, что мы этих детей вывезли... Единственный человек, который решился взять таких детей и боролся за них - директор питерского приюта Галина Игнатьевна Камаева.
     Отвезла детей, вернулась в Москву. В Москве запаслась у того же Панова (это была филькина грамота) письмом, что мне дается право заниматься судьбой этих детей. Иначе их у меня отнял бы какой-нибудь приемник-распределитель... Снова в Питер, с этим письмом, а мне Галина Игнатьевна говорит: "Не знаю, что делать, но мы теряем одного ребенка: он перестал есть, перестал спать, у него типичный нервный срыв. Сидит и только говорит: тетя Гала, тетя Гала..." Я его увидела: Вовка, которого я выходила в больнице, откормила в санатории, сидит с черными синяками под глазами. Вцепился он в меня так, что костяшки побелели. Но сказал целую фразу: "Я вас мамою хочу называть, только стесняюся". Что с этим можно делать - только забрать и увезти. Хотя прекрасно понимаю - в каких условиях живу... Я его забрала. А Колька, брат его, стоит и плачет. А я ему правильные вещи говорю: "Коля, Вовочка больной, Вовочка маленький, а ты...". "Я понимаю, тетя Гала, я понимаю, тетя Гала..." Они же домашние дети, это беспризорник подумает еще, где ему лучше - дома или на вокзале. Потому я все время и пыталась докричаться до чиновников, что нужен приют именно для детей войны. Я носилась с этой идеей, как сумасшедшая. Эти дети хотят под крышу, а не стремятся из-под нее. В общем, прожили мы с Вовочкой две недели дома, и звонит мне Галина Игнатьевна из Питера: "Я не знаю, что вы будете делать, но нам старший разносит весь приют. Он бьет стекла. Говорит, что тетя Гала все равно приедет и заберет его, а нас всех пересажает..." Но я-то понимаю, от какой боли это происходит. А у меня тогда и денег не было, чтобы доехать до Питера... Раздобыла - поехала. Меня оформляют как "семейную воспитательную группу". Причем, приют не имеет права это делать, они пошли на нарушение - я была из Москвы, а не из Питера. Кстати, теперь они расплачиваются за то, что интересы детей блюли... Приют начинает мне выплачивать пособие на питание - смешное, конечно, пособие - на двух детей, и еще я получаю у них зарплату как "семейная воспитательная группа" - тоже копейки какие-то. Но зато все официально. Так они помогли мне заниматься этими детьми - я не опекун, но некий опекунозаменитель...
     С Колькой мне тоже все стало ясно. Можно, конечно, от себя оторвать и вышвырнуть, но у меня-то - я знала - это точно не получится. Все это будет теперь мое по жизни...И вот стала я ходить по всяким министерствам, чтобы хоть со свидетельством о рождении помогли... В развалинах их дома я нашла домовую книгу. У соседей узнала даты приблизительные. Узнала, что папа погиб в первый штурм, мама во второй штурм в августе, как папу зовут, как маму, что они Тимофеевы. Я выяснила, когда у них дни рождения, сколько им лет.Дальше снова по министерствам. Министерство образования: это не к нам, мы сиротами не занимаемся, ими должно заниматься министерство социального обеспечения. Министерство социального обеспечения: это не к нам, сирот сейчас на себя взяло Министерство здравоохранения, но у вас уникальные сироты, поэтому ими должна заниматься Федеральная миграционная служба. Я - в Федеральную миграционную службу. Мне говорят: нет, это не к нам, потому что к нам - беженцы и вынужденные переселенцы, те, кому за 18 и у кого есть родители, а то что вы нам предлагаете, ни в одном законе не прописано. Не говоря уже о том, что ими заниматься должно Министерство образования... Короче говоря, они меня замытарили, не знаю, как я не поубивала их всех... Значит, если ты беженец или вынужденный переселенец и ты выехал с мамой, с папой - ты еще хоть на что-то можешь рассчитывать, потому что на тебя распространяются наши законы. Если ты сирота, и у тебя нет вообще никого - то ты ни на что рассчитывать не можешь, ни на какую компенсацию по утере жилья... А мне надо было что-то делать с квартирой. Если мы с Сашей (дочерью) в этой однокомнатной квартире еще двоих пропишем, - как они будут, трое детей в одной квартире, если со мной что-то случится? В Службе социальной защиты мне говорят: "Какая интересная ситуация - у ваших детей нет правовой ниши". Ну так давайте ее делать, эту правовую нишу! Как же так? Вот же они! А получается, что в списках человечества они не значатся... "А вы пойдите в Министерство юстиции". Я приезжаю в Министерство юстиции и наталкиваюсь на очень интересный ответ: "А что мы можем сделать, они нам ни на одно письмо не отвечают". Я спрашиваю: "Они" - это, надо думать, чеченцы?" - "Ну да, это же независимое государство!" Я: "Кто вам, заместителю Министра, сказал, что это независимое государство?" Она говорит: "Я просто не так выразилась, знаете, ведь статус не определен... Знаете, что я вам советую - идите в суд". - "В какой?" - "В городской суд. Дети ведь с вами живут..." Я иду в городской суд и говорю: "Дети живут со мной, такая ситуация... Мне отвечают: "А мы тут при чем? Мы такие вопросы не решаем. Вы попробуйте просто так, "под дурочку" (сказала председатель суда) - в ваш суд, по месту жительства, в районный..." А я прописана у мамы за городом. Там в суде сидит тетка, хорошая такая, добрая. И говорит: "Давайте, я попробую у вас принять это дело. Но только я не имею права этого делать. Понимаете?" Я все понимаю. Приняла она у меня дело к рассмотрению. Хоть какая-то подвижка.
     Итак, еду я в Питер, и мы составляем бумаги, идем в суд. Я нахожу тех, кто был со мной в Грозном и кто может выступить свидетелем... Это я все сейчас быстро рассказываю, а продолжалось все это немыслимо долго. Только в мае месяце этого года мы получили свидетельства о рождении... На основании признания родителей "временно отсутствующими" - поскольку нет справок о смерти... - мне назначили другой суд, по восстановлению свидетельств о рождении со слов... И наконец, следующий этап - я подаю ходатайство о признании меня опекуном, усыновить я не могу, потому что родители признаны "временно отсутствующими". Хотя я видела, что от мамы осталось...Сейчас у нас оформлено все... Мне помогло, что в какой-то момент по поводу других детей выходит специальный репортаж НТВ, со мной в главной роли. Теперь, когда я прихожу в опекунский совет, откуда меня все время поганой метлой выгоняли, меня узнают и мне говорят: "Ой, а мы вас по телевизеру видели..."... А я, как последняя торгашка, пошла туда уже вот с такой коробкой конфет. Между прочим, я это не сама придумала. Когда я уже была на последнем издыхании, мне чиновница одна из отдела соцзащиты говорит: "Господи, Галина Николаевна, да понесите вы какую-нибудь взятку..." И вот они мне: "... по телевизеру видели", а я: "А я вот тут с конфетками..., кстати, прям из телевизора..." Они: "Мы вам сейчас все скажем, как надо сделать, вы, оказывается, такая героиня..." Тут же - как надо заполнять 150 всяких бумажек... Я вышла и думаю: "Если бы не такая ситуация у меня была, я бы сейчас сказала все, что я думаю..." Дети у меня два года живут - никого не интересовало, как они живут, что едят, что школа - Христа ради, ведь у меня ни документов, ни медицинских полисов... А тут с меня сразу 35 расписок, и детей привести... "Вы же понимаете, что в вашем случае это только формальность..." (Дети должны сказать, что я их не бью и не насилую...) Дети пришли... А детей, я так понимаю, они на дух не переносят. Даже звука их голосов они как-то не переносят... В общем, оформили опекунство...Более того, пришла ко мне писулька: уважаемая Галина Николаевна, собес хотел бы с вами поговорить на предмет оформления пенсии братьям Тимофеевым. Я пришла: "Я, конечно, очень благодарна, но только я не уверена, что нам положена пенсия, поскольку у них считаются родители "временно отсутствующими". Мне говорят: "Но мы же читали документы вашего дела, родителей-то нет... Вы хотя бы приблизительно не знаете стаж их работы?" - "Да откуда-же я знаю?" Но я действительно должна спасибо сказать, они мне пенсию назначили. Это, как я понимаю, их добрая воля была.. Могли бы послать, я к этому привыкла.Теперь дети - мои, и пособия они свои получают, нам стало легче жить, - а у нас были тяжкие времена... Они к тому же южные дети, они любят фрукты...
     Да, это сказка про Золушку... А есть другой случай.Декабрь 97 года. Я вывожу двух братьев Бобровых. Это из мальчиков, которых я еще давно одевала в Грозном. Дети такие: у одного отбиты почки, в легких была жидкость. Его били чечены - проверяли, годен ли он к службе в высокогорных районах. А брат его младший в 10 лет весил 23 килограмма. Я привезла его в Назрань, и встретила нас М. А., которая взяла к себе этих детей. Младший не мог есть, хотя мы ему кашку готовили. Он плакал: "Тетя Гала, у меня не глотается..." М. А. имела материальную возможность детей откормить и одеть. В районной поликлинике ей сразу сказали, что никаких полисов, еще чего не хватало, чужим оформлять. Она говорит: "Я прошу за деньги хотя бы оформить, потому что я все-таки не в состоянии водить их в дорогие медицинские центры. Хотя бы временный полис платный дайте..." Нет, не дают. И так далее... Ее история длится уже год. Мы - я, журналист, прошедшая уже все это, М. А., Госдума - частично (в виде письма от Конгресса русских общин), - мы все не можем пробить одну тетеньку, которая сидит инспектором по опеке в муниципальном округе и говорит: "Вот не оформлю и все, все вы в Москву лезете, все хотите прописку получить..." Причем есть нормативные акты, есть 35 статья Семейного Кодекса, где указано, что в исключительных случаях допускается оформление опекунства по месту жительства опекаемого... М. А. этих двух мальчишек взяла, у нее двухкомнатная квартира в Москве, ей ничего ни от кого не надо, поначалу она даже говорила: "Да мне даже ваших опекунских пособий не надо..." Это я ей сказала: "Ты с ума сошла, сегодня тебе не надо, а ты уверена, что у тебя завтра будут деньги? Складывай им на книжку". Короче говоря, она их выходила и до сих пор она не может оформить опекунство. Дети у нее незаконно живут. Они ее мамой уже называют. Даже старший. А она им никто, и они ей никто. У них в Чечне есть бабушка - у бабушки четвертая стадия рака. Так М. А. умудрилась вывезти из Чечни бабушку, та лежала в Боткинской больнице, М. А. оплатила ей это. М. А. привела бабушку к этой тетеньке Бондаренко (помирать буду - не забуду фамилию), говорит: "Вот она, бабушка..." А та, божий одуванчик, счастлива была, что у мальчиков появилась мама... "Нет, не велено, надо все документы оформлять в Чечне, вот пусть едут все в Чечню и оформляют. И вы, если уж вам так приспичило опекунство оформлять, поезжайте в Чечню". Вот история - уперлась одна чиновница, и ничего не можем сделать... А ведь у них есть свидетельство о рождении, и бабушка - официальный опекун, она приехала в Москву, чтобы передать опекунство... Когда же я по очередному кругу пошла в Департамент, мне сказала чиновница Васяева: "А вы, Галина Николаевна, со своими эмоциями, вообще нам который год мешаете работать..."
     Нормальный, обычный человек не может решить подобную проблему. А в Москве вообще особый режим - оформляющие опекунство тети, они же подчиняются напрямую главе Управы, а вовсе никаким не министерствам и ведомствам...Слава богу, существует российско-американский колледж, где учатся дети-сироты, у которых опекуны есть. Когда у меня еще свидетельств о рождении не было, приятель познакомил меня с директором этого колледжа, она связалась со своими американцами, и взяли моих мальчиков учиться Христа ради... Американцы услышали слово "Чечня", увидели этих детей, и говорят: "Конечно, какие вопросы, а вы потихоньку решайте свои проблемы". Это было единственное место, где никто не спрашивал бумажек.Всего я вывезла 18 человек. Немного. Но больше уже невозможно...Когда я одевала в Грозном детей, я одела 182 ребенка. Но, насколько я понимаю, половины из них там уже нет. Они же разбегались. Кто-то в Дагестане, кто-то еще где-то теперь. Наиболее типичные судьбы такие. Мальчики от 10 до 16 лет попали в террористические лагеря. Я убеждена, что когда Масхадов на официальном уровне заявлял, что русских детей-сирот в Грозном нет, дело было в том, что нужны были террористы со славянской внешностью...А девочки - пошли по рукам. Сестра одной из девочек, которую мы вывезли, например, живет при горбольнице, и на вечер ее снимают чеченцы. Ей 17. Девочки, в основном, по этой стезе должны были пойти - деваться некуда, им давали есть. Из них просто притончики делали.Какие-то приюты в Чечне есть, но это в основном чеченские приюты, там Шамиль говорил: это мои волчата, это в основном ребята, которые воевали... Спрашиваешь их: "Убивал кого-нибудь?" - "Не, я не убивал." - "Ну а чем занимались-то?" - "А нам давали зажигательные смеси, и мы, как откроется люк, в люк кидаем, в БТР". Я говорю: "И что дальше?" - "О, так здорово, все взрывается, там же еще у них боезапас..." Им по десять лет... Они проходили под видом беспризорников в расположение частей, их там кормили, они выходили на следующий день и четко знали, где стоит техника, сколько человек ее обслуживают... Как говорили мне чеченцы, они пустыми не возвращались... Они выносили "калашниковы", "макаровы"...Недавно я встречалась с человеком, который вернулся из Чечни. Он говорит, что беспризорные дети, конечно, есть, их много, но они никуда не поедут, потому что втянулись в криминальную среду. Эти дети уже говорят только по-чеченски, они неплохо там зарабатывают или бегают милостыню просят... Никто из них от дармовых этих денег не откажется. Многие дети уходили в аулы, становились дешевой рабочей силой. За кормежку.
     Всю ситуацию с детьми профукали. В сентябре-октябре 96 года можно было массово вывезти детей, хотя бы русских. А потом оставалось только контрабандой вывозить... Я "похищала людей из суверенного государства", как говорил Удугов. Я предлагала тогда решать вопрос о детях на переговорах, отдельной строкой в переговоры внести...За эти два года, что я пыталась "легализовать" своих детей, любой, кто начал бы разбираться в ситуации, мог обвинить меня черт знает в чем... Конечно, я журналист, это существенная поправка...А если возьмется это делать простой нормальный человек - ничего у него вообще скорее всего не получится... Для этих детей правовой ниши нет. Они никому не нужны.