Главная страница Содержание номера

Мариана Кацарова
ПЫТКА - ЭТО ПРЕСТУПЛЕНИЕ

    Мариана Кацарова - исследователь Международной Амнистии по РФ

    Я особенно горда тем, что представляю Международную амнистию в России, а Россию - в Международной Амнистии. Наша организация имеет некий кодекс, запрещающий ее сотрудникам выступать с личными мнениями по той или иной проблеме, но, пользуясь предоставленной мне возможностью, я отвечу на ваши вопросы и попытаюсь высказать свои личные взгляды, взгляды человека, занимающегося этой проблемой более 10 лет.
    Как вы помните, "Реквием" Анны Ахматовой начинается с описания эпизода из ее жизни, когда в 30-е годы в Ленинграде ей приходилось в течение 17 месяцев в тюремных очередях, чтобы повидаться с сыном. Однажды в толпе ее кто-то узнал, и стоящая за ней женщина спросила: "А это Вы можете описать?" Ахматова сказала: "Могу". "Тогда что-то вроде улыбки скользнуло по тому, что некогда было ее лицом", заканчивает Ахматова.
    Примерно так же и по такой же причине появился доклад Международной Амнистии "Пытки в России: этот ад, придуманный людьми". В декабре 1995 года во время поездки в Сибирь человек, рассказавший мне шепотом, как милиция пытала его "слоником" (когда на голову надевают противогаз и отключают подачу воздуха, пока человек не задохнется), под конец устало спросил: "Что будет? Как вы можете помочь?", и, вспомнив Анну Андреевну, я сказала: "Описать".
    Описать... Но как?
    Я по образованию журналист. В своей родной Болгарии я как журналист занималась тюрьмами и заключенными и встречалась с жертвами болгарских сталинских лагерей. Мне доводилось встречаться не только с оставшимися в живых жертвами, но и с их палачами, с их истязателями в этих лагерях. Когда бывшие заключенные рассказывали о перенесенных ими муках, слез у них не было - плакали и жаловались палачи. Позже, когда я уже работала координатором европейской программы Адвокатского комитета в защиту прав человека в Нью-Йорке, я посмотрела русский документальный фильм о Шаламове "Варлам Шаламов. Несколько моих жизней", в свое время запрещенный в Советском Союзе. На экране шли кадры сталинский лагерей. За кадром ровный дикторский голос читал слова Шаламова об ужасающих пытках и страданиях зеков, доведенных до каннибализма. И от этого ровного голоса мороз пробегал по коже. И я запомнила, что о самом ужасном нужно говорить спокойно.
    Стиль доклада "Пытки в России: "Этот ад, придуманный людьми", как и вообще стиль Международной Амнистии, -- спокойный, ровный, сухой перечень ужасающих пыток и мучений, которые сейчас, сию минуту, а не в далеком прошлом, одни россияне применяют к другим россиянам. О пытках надо говорить именно спокойно, потому что время слез и причитаний прошло. Пришло время законодательства.
    Название доклада придумано не нами. Заключенный московской Бутырки написал в августе 1995 года: "Несколько раз мне было так плохо, что я молил Бога о смерти... Я уверен, что настоящий ад не может быть настолько страшным, как этот ад, придуманный людьми. Ведь Господь милосерден, в отличие от людей..."
    Вывод из этого доклада, как и из всей нашей работы, один: люди не должны убивать людей. И ничего нет страшнее, когда убийством занимается государство. Международная Амнистия, являющаяся независимой, неполитической международной организацией, насчитывающая свыше миллиона членов по всему миру, выступает в защиту и за осознание основных прав человека - права на жизнь, права не подвергаться пыткам и бесчеловечному обращению, права на свободу слова.
    Международная Амнистия заботится о человеке независимо от того, кто он. И если завтра те, кто сегодня пытает и избивает в отделениях милиции и тюрьмах, окажутся сами жертвами пыток, то мы и их будем защищать от произвола со стороны государства. Мы ратуем за сохранение человечности в любых условиях. Даже убийцу надо содержать в человеческих условиях.
    Но в то же время мы не являемся христианской организацией, занимающейся милосердием. Если есть преступление, должно быть и наказание. Но наказание в виде саморасправы, а суд. И не просто суд. А независимый суд, который не побоится судить обвиняемого по международным нормам и законам, а не по каким-то местным декретам и распоряжениям, иногда с грифом "для служебного пользования".
    Я могу только сожалеть о том, что даже спустя два года после публикации наш доклад о пытках в России все еще не потерял актуальности. В принципе его можно публиковать снова, изменив только дату. Некоторые изменения, конечно, произошли, но не изменилось главное - пытки в России были и есть. После опубликования доклада в июне 1997 года президент Ельцин отменил статьи двух своих указов, N 1226 и N 1025 о борьбе с организованной преступностью в той их части, которые позволяли задерживать людей по подозрению в совершении преступления сроком до 30 суток без предъявления обвинения, без доступа к адвокату, без связи с родственниками и внешним миром.
    По информации журнала "Милиция" только в первые 6 месяцев действия Указа было задержано около 14 000 человек. Многие из них подверглись пыткам со стороны сотрудников милиции с целью получения признания. В 1984 году Сергей Степашин, тогдашний глава ФСБ, комментируя этот президентский Указ, заявил: "Я полностью за нарушение прав человека, если этот человек - бандит или преступник".
    После публикации нашего доклада российские неправительственные организации, с которыми мы очень тесно сотрудничаем, объявили всероссийскую кампанию против применения и за предотвращение пыток. Главный инициатор этой масштабной кампании - мой хороший друг и бывший узник совести в советских лагерях Валерий Абрамкин.
    Мы вместе с российскими правозащитниками продолжаем собирать и получать информацию от людей, прошедших через пытки. Порой складывается впечатление, что пыткам может подвергнуться каждый человек, независимо от его возраста, пола, профессии, цвета кожи, образования. Примеров тому сотни. Пытка - это не только невыносимая физическая боль, когда ломают тело человека. Это страшнейшее психологическое и душевное потрясение, ломающее саму сущность человека. Жертвы пыток - это люди, сломленные на всю жизнь. Приведу случай, произошедший в прошлом году.
    14 мая 1998 года сотрудники Тверского РОВД задержали молодого Николая С. по подозрению в совершении кражи. Он был доставлен в управление, где ему сказали: "Если не подпишешь признание, мы тебя "закроем". Он отказался. Его били несколько милиционеров на протяжении четырех часов, с перерывами. После очередного отказа подписать Николая раздели и сфотографировали голым. Потом стали угрожать, что отправят в СИЗО вместе с фотографией и посадят в камеру к "петухам" (гомосексуалистам). Они утверждали, что начальник СИЗО - "их" человек и ему ничего не стоит засадить парня в "пресс-камеру", где, при попустительстве начальства, его будут насиловать. Когда Николай все-таки отказался от признания, его уложили на живот, сняли со стены милицейский жезл и сказали, что если он по-прежнему будет молчать, ему засунут жезл в задний проход, сфотографируют в таком виде и отправят снимки в СИЗО. Тогда он подписал. После этого его освободили. В тот же день ему стало плохо, мать отвезла его в больницу, и его госпитализировали. Потом было обращение в районную прокуратуру, откуда последовал дежурный ответ, что состава преступления в действиях милиции не обнаружено. Николай все еще находится под следствием за преступление, которого, по его словам, он не совершал.
    Если в этом случае изнасилованием только запугивали, то в других случаях, как, например, в Архангельске, на этом не останавливались. В 1995 году под пытками (жестокие избиения, лишение сна и питания, изнасилование в "пресс-камере" при осведомленности тюремного начальства) Михаил Юрочко, Евгений Медников и Дмитрий Ельсаков признались в совершении убийства и получили смертный приговор. Верховный суд отменил этот приговор, так как признания были получены под пытками, и вернул дело на доследование в суд первой инстанции, именно в ту прокуратуру Архангельска, где и проводились пытки.
    Почему все таки сотрудники правоохранительных органов продолжают пытать? Разве в органах работают одни садисты?
    Проблема в том, что вся система уголовного правосудия все еще построена по старой советской модели, где признание в совершении преступления является основным звеном в цепи всего судебного процесса. Самый быстрый способ добиться признания - это насилие. Кроме того, всеобщее ощущение безнаказанности тоже способствует применению пыток. Милиционерам известно, что им практически не грозит потеря работы или следствие за применение насилия. Наоборот, могут и наградить за повышения коэффициента раскрываемости.
    С одной стороны, милиция и прокуратура работают вместе во время следствия и дознания по раскрытию преступления. С другой, прокуратура должна осуществлять надзор за законностью действий милиции. Этот и есть тот парадокс, который, в первую очередь, и приводит к безнаказанности. В некоторых случаях прокурор сам присутствует во время пыток. Как можно ожидать, что он будет расследовать жалобы пострадавших от пыток?
    Чаще всего расследование жалоб, касающихся пыток, прекращается на уровне прокуратуры. Но и в тех немногих случаях, когда дело доходит до суда, милиционеры крайне редко получают срок, соответствующий тяжести совершенного ими преступления. Пытка - это тяжелейшее преступление, о чем сотрудники милиции или не знают, или не желают знать. Мне известен только один случай, когда шестеро милиционеров получили серьезное наказание - до девяти с половиной лет лишения свободы - за применение пыток в Саранске, столице Мордовии. Судье Верховного суда Мордовии Василию Мартышкину, не побоявшемуся вынести такой приговор, несколько раз анонимно угрожали расправой, неизвестные подожгли его дом. Он не только вынес обвинительный приговор, но и призвал внести изменения в систему, допускающую практику пыток, направив личное заявление в МВД России. МВД ответило молчанием.
    На встрече с представителями Международной Амнистии, состоявшейся во время визита в Великобританию министра внутренних дел Сергея Степашина в июне 1998 года, он заявил, что готов рассмотреть заявление судьи Мартышкина и направить ему ответ, а также бороться за прекращение практики пыток, применяемых сотрудниками его ведомства.
    Проблему пыток нельзя решить без изменения всей системы уголовного правосудия. Но для этого требуются не только изменения и нововведения в законодательстве, но и в применении законов, в повседневной работе людей, наделенных властью. Необходимо, чтобы руководящие политики на самом высоком уровне закрепили представление о том, что пытка - это преступление против человека и что убийство в милиции под пытками - это именно убийство, за которое в Уголовном кодексе предусмотрено наказание.
    Вместо этого, за последнее время российские политики, в том числе и премьер-министр, выступали в защиту смертной казни, их высказывания способствуют правоохранительным органам в применении пыток "вплоть до физического уничтожения" в ходе борьбы с организованной преступностью. Глава правительства Евгений Примаков 28 ноября выступил с заявлением в связи с убийством Галины Старовойтовой, в котором, обещая принять более жесткие меры в борьбе с преступностью, призвал к "физическому уничтожению всех тех, кто поднимает руку на общество". Его позиция ставит под угрозу мораторий на исполнение смертной казни в Российской Федерации. Убийство не может наказываться убийством. Смертную казнь сохранять тем более опасно, что в милиции применяются пытки, что в милиции под пытками погибают люди, что под пытками они себя оговаривают и признаются в совершении преступлений, которых никогда не совершали, и в результате получают смертные приговоры.
    Выступая 1 ноября 1998 года по НТВ, Сергей Степашин тоже заявил: "Вора надо сажать в тюрьму, а гангстера - убивать". Как можно без суда определить, что человек вор или гангстер? И вправе ли глава МВД давать указания судам?
    В российском обществе отсутствует сама идея презумпции невиновности, то есть представление о том, что суд и только суд может назвать человека виновным. Если человек попал в милицию, он - уже преступник. То, что творится в СИЗО, служит подтверждением этой психологии. В переполненных камерах следственных изоляторов тысячи людей ежегодно умирают от голода, туберкулеза, задыхаются от кислородного голодания. С августа 1998 года на еду каждому российскому заключенному выделяется из бюджета 67 копеек в день. Это стоимость 300-граммовой пайки хлеба. Россия занимает первое место в мире по относительному количеству заключенных - более 700 человек на 100 000 населения, то есть в заключении находится каждый сто пятидесятый человек, или в абсолютных цифрах - более 1 000 000. Из них не менее 270 000 ожидают суда в СИЗО, в условиях, равнозначных пытке. Большинство из них ранее не судимы и обвиняются в мелких ненасильственных преступлениях, таких как кража велосипеда, кража трех хомяков из зоомагазина, кража пяти килограммов печенья или двух ящиков капусты. Среди них - дети, женщины и старики, которые вряд ли представляли бы угрозу для общества, если бы их отпустили до суда под подписку о невыезде.
    На самом деле, люди ожидают суда, находясь в заключении до 10 месяцев, известно много случаев, когда суда ждут до 5 лет, даже если наказание за преступление, в котором они обвиняются, предусматривает год-два лишения свободы. После суда их обычно сразу же освобождают, поскольку они уже отсидели срок, иногда в пять раз превышающий предусмотренный законом. В сентябре прошлого года пенитенциарная система была полностью передана из ведения МВД в ведение министерства юстиции. Была объявлена амнистия с целью разгрузки тюрем. Все это положительные шаги, но в целом ничего пока не изменилось. Правительство оправдывается тем, что нет денег, но далеко не все зависит только от денег. Если хватило бы политической воли, можно было бы сразу определить, кто содержится в СИЗО, и отпустить до суда тех, кто не представляет опасности для общества. Если бы парламент проявил добрую волю, он в первую очередь принял бы закон об общественном контроле и общественном доступе в места заключения, чтобы правозащитники имели возможность контролировать условия содержания заключенных. То же относится и к общественному контролю над армией, где под пытками "дедов" и командиров погибают сотни солдат срочной службы, чьи тела возвращаются матерям в опечатанных цинковых гробах, чтобы не было видно следов пыток и избиений.
    На этом фоне поражает поведение некоторых членов парламента, которые, вместо того, чтобы принимать законы, обеспечивающие права их избирателей, обсуждают восстановление памятника тому, на чьей совести лежат тысячи жертв политических репрессий, -- Феликсу Дзержинскому. Одновременно председатель Думы Геннадий Селезнев предложил восстановить каторгу, чтобы заключенные каждый день молились о смерти.
    Я побывала в ряде тюрем и колоний в разных местах Российской Федерации, в том числе и в московской Бутырке. Там мало что изменилось за два столетия ее существования. Меня всегда завораживал тот факт, что в то же время, когда Екатерина строила Бутырку, во Франции шла революция и парижане брали Бастилию. Может быть, Россия и в самом деле отстала от Европы на века? И неужели ей понадобятся века, что сокрушить свою Бастилию?