Главная страница

Неволя

НЕВОЛЯ

<Оглавление номера>>

Яков Гилинский

Наказание как результат недомыслия…

Всякое наказание преступно.
Л. Толстой

Наказание – это очевидный расход и неявная выгода.
А. Жалинский

Вместо предисловия

Как мы все привыкли к необходимости наказания за преступления! Как мы все не мыслим жизнь без наказания за содеянное, как многие из нас требуют «усилить уголовную ответственность», «восстановить смертную казнь»! А если подумать?

Целями наказания ст. 43 Уголовного кодекса Российской Федерации (УК РФ) называет: восстановление социальной справедливости; исправление осужденного; предупреждение совершения новых преступлений. Рассмотрим каждую прокламируемую цель.

Восстановление социальной справедливости. А кто знает, что такое «социальная справедливость»? Где дается юридическое определение этого понятия? Социальная справедливость =- с точки зрения потерпевшего, его близких, виновника, его близких, «населения» (но оно очень неоднородно)? С точки зрения профессора Х, смертная казнь справедлива и необходима, с моей точки зрения, смертная казнь – недопустимое преступление (убийство)… Неопределенность понятия делает бессмысленным его правовое понимание и применение.

Исправление осужденного. А можно ли кого бы то ни было «исправить» наказанием? Не теоретически, а практически? Один из известнейших американских педиатров, Бенджамин Спок – автор книги «Ребенок и уход за ним», изданной в 1946 году и ставшей одним из крупнейших бестселлеров не только в США, им зачитывалось мое поколение в России, писал, что преступниками вырастают дети, испытывавшие дефицит любви, а не наказания. С точки зрения детских психологов, педагогов, если ребенок подвергался физическим наказаниям, из него с высокой вероятностью вырастет насильственный преступник.

Но не только физические наказания – криминогенный фактор. Не забуду уголовного дела, в рассмотрении которого я много лет тому назад принимал участие. Женя воспитывался в очень благополучной семье. У отца была автомашина (нечастый случай в 1960-е годы), семья не бедствовала, отец не наказывал сына физически, брал его с собой на охоту. Мальчик рос отличником, «досрочно» был принят в комсомол, играл на гармони, активно участвовал в спортивных секциях. Но! При всем при том отец Жени был строгим по отношению к членам семьи. Жена не имела права «краситься», не могла носить «драгоценности», а сын должен был во всем слушаться отца. За проступки – вернулся домой позже 20 часов, не выполнил задание по игре на гармони и т.п. – следовало наказание: запрет смотреть интересную телепередачу, запрет посещения очередного занятия спортивной секции и др. Когда количество подобных наказаний переросло в качество – отец запретил идти на занятие спортивной секции, а ее руководитель предупредил мальчика, что отчислит его из секции за очередное непосещение, – Женя днем, когда его отец пришел домой с работы на обеденный перерыв, выстрелом в упор из охотничьего ружья застрелил отца… Когда судья оглашала приговор – 6 лет лишения свободы – у нее текли слезы из глаз…

Итак, наказание – скорее криминогенный, нежели «воспитательный» фактор. О негативных последствиях официальных наказаний размышляли представители теории стигматизации (Г. Беккер, Ф. Танненбаум, Е. Лемерт, Э. Шур и др.). О предпочтении «позитивных санкций» (поощрений) по сравнению с «негативными санкциями» (наказаниями) говорится в труде П. Сорокина «Преступление и кара, подвиг и награда» (СПб., 1913). Да, к сожалению, люди не научились обходиться без наказаний, но об этом ниже.

Предупреждение совершения новых преступлений. Речь идет о специальном предупреждении (со стороны осужденного) и общем предупреждении – со стороны других лиц, «чтобы другим неповадно было».

Что касается специального предупреждения, то норвежский профессор Т. Матисен в работе 1974 года на основании исследования уголовной статистики ряда европейских стран показал, что уровень рецидива относительно постоянен для каждой страны, что бы ни предпринимали правоохранительные органы! Т. Матисен и заговорил о «кризисе наказания» – неэффективности наказания в достижении предписываемых наказанию целей. Об этом свидетельствуют и современные данные. Так, в США (очень жесткая система наказаний) в тюрьмы возвращается около 50–60% отсидевших, а в гуманной Норвегии – менее 20%. В России уровень рецидива также был относительно постоянен, но за последнее время растет, подтверждая бессмысленность усиления репрессий в целях «предупреждения» преступлений. Так, доля рецидивной преступности составляла в России в 1988 – 25,9%; в 1997 – 33,7%; в 2013 – 47,7%...

О неэффективности общего предупреждения свидетельствуют хотя бы два факта: во-первых, человечество испробовало все мыслимые и немыслимые меры наказания, включая страшные квалифицированные виды смертной казни (четвертование, сожжение на костре, заливание расплавленного свинца в горло, замуровывание заживо и др.), без видимого результата; преступность носит массовый характер и не «сокращается» под воздействием репрессий. Во-вторых, наблюдается волнообразный характер динамики преступности и ее основных видов: с конца 1950-х по конец 1990-х – начало 2000-х годов уровень преступности (на 100 тыс. населения каждой страны) возрастал во всем мире, а с конца 1990-х – начала 2000-х годов сокращается во всем мире. При этом уровень репрессивности за последние десятилетия скорее уменьшается. Так что же способствует сокращению преступности? Да, конечно, не только снижение репрессивности, но и иные факторы. Но это тема самостоятельного обсуждения [ См., например: Гилинский Я. Очерки по криминологии. СПб.: Алеф-Пресс, 2015. С. 89–99; Гилинский Я.И. Преступность и социальный контроль над ней в современном обществе постмодерна: взгляд криминолога // Криминалистъ. № 1 (18); 2016. С. 3–8. ].

Смертная казнь

Убийство на эшафоте – худший вид убийства.
Б. Шоу

Смертная казнь сама есть преступление, убийство (в полном соответствии с определением убийства в российском законодательстве: «умышленное причинение смерти другому человеку» – ст. 105 УК РФ).

Смертная казнь не только «не может быть полезна, потому что она подает пример жестокости» (Ч. Беккариа). Она сама есть преступление, умышленное убийство, о чем говорил не только процитированный в эпиграфе Б. Шоу, но и М.Н. Гернет, утверждавший в работе «Смертная казнь» (М., 1913), что смертная казнь есть «институт легального убийства». Вообще, вся дореволюционная российская профессура была категорически против смертной казни. Так, сенатор, академик Н.С. Таганцев, выступая в Государственном совете 27 июня 1906 года за отмену смертной казни, в частности, произнес: «Я 40 лет с кафедры говорил, учил и внушал той молодежи, которая меня слушала, что смертная казнь не только нецелесообразна, но и вредна, потому что в государственной жизни все, что нецелесообразно, то вредно и при определенных условиях несправедливо. И такова смертная казнь. С теми же убеждениями являюсь я и ныне пред вами, защищая законопроект об отмене казни» [ Таганцев Н.С. По законопроекту об отмене смертной казни. // Смертная казнь: за и против / под ред. С.Г. Келиной. М.: Юридическая литература, 1989. С. 153. ].

Многолетняя практика показала, что применение смертной казни не только не предупреждает тягчайшие преступления, а, наоборот, способствует их совершению. Так, К. Маркс в статье от 28 января 1853 года показал, что после каждой публичной казни резко возрастает число тех преступлений, за которые казнили преступника. В Австрии, Аргентине, ряде других стран после отмены смертной казни сократилось число тех преступлений, за которые она могла быть назначена. В 1965 году в Великобритании был проведен уникальный эксперимент – наложен мораторий на смертную казнь сроком на пять лет. В результате количество тех преступлений, за которые назначалась смертная казнь до моратория, не увеличилось, и смертная казнь была отменена.

Смертная казнь является необратимым наказанием. Это означает, что в случае судебной ошибки приговор к смертной казни, приведенный в исполнение, не может быть «исправлен» при выяснении ошибки. Сторонники смертной казни в России нередко ссылаются на дело серийного убийцы А. Чикатило. Но ведь до раскрытия этого страшного дела были расстреляны двое невиновных, обвиненных в тех убийствах, которые в действительности, как выяснилось позднее, совершил Чикатило. А судебные ошибки неизбежны в любом государстве, при любой судебной системе.

Отношение к смертной казни служит своеобразным индикатором цивилизованности/варварства, гуманности/бесчеловечности, терпимости / нетерпимости.

Очевидно вопрос «за или против смертной казни?» исчерпал себя, во-первых, в том смысле, что за столетия дискуссии все доводы pro et contra давно известны и вряд ли могут появиться новые. Меняются лишь акценты в зависимости от того, политические, юридические, культурологические или иные аспекты темы превалируют в конкретной ситуации и дискуссии.

Кроме того, этот вопрос давно превратился в некий символ, «метку», индикатор, разделяющий сторонников и противников смертной казни на два лагеря по мировоззренческим, идеологическим позициям. «Высказываясь за смертную казнь или против нее, мы характеризуем не столько проблему, сколько собственную личность» (А. Мелихов). И тогда с одной стороны – А. Франс, В. Гюго, Б. Шоу, А. Швейцер, М. Ганди, Ф. Достоевский, А. Кони, В. Короленко, Л. Толстой, И. Тургенев, А. Радищев, А. Герцен, А. Сахаров, лучшие представители российской уголовно-правовой мысли – М. Духовской, Н. Таганцев, Н. Сергеевский, В. Спасович, А. Кистяковский, П. Люблинский, А. Жижиленко, М. Гернет и множество других славных имен. На другой стороне – Пуришкевич, Победоносцев, Блудов, кн. Щербатов…

Смертная казнь – символ и орудие монополии государства и власти на жизнь и смерть. Но эта монополия осуществляется и неправовым путем. Отечественная история ХХ столетия хорошо знакома как с внесудебной расправой посредством «троек» (административные органы, имевшие право приговаривать к расстрелу при разбирательстве без свидетелей, экспертов и защиты), так и с массовыми расстрелами без какой бы то ни было правовой процедуры.

В настоящее время смертная казнь отменена de jure или de facto во всех странах Западной и Центральной Европы (кроме Белоруссии), в Канаде, Австралии, в большинстве стран Латинской Америки и многих других государствах, всего в 140. Смертная казнь сохраняется, к сожалению, еще в 58 государствах [ Amnesty International. Death sentences and executions. 2015. Р. 38. ]. Есть надежда, что этот позорный институт рано или поздно прекратит свое существование и в других странах.

Лишение свободы

Известны все недостатки тюрьмы.
Известно, что она опасна, если не бесполезна.
И все же никто «не видит» чем ее заменить.
Она – отвратительное решение,
без которого, видимо, невозможно обойтись.
М. Фуко

Лишение свободы – неэффективная мера наказания с многочисленными негативными побочными последствиями. При этом тюрьма «незаменима» в том отношении, что человечество не придумало пока ничего иного для защиты общества от тяжких преступлений. Осознание неэффективности традиционных средств контроля над преступностью, более того – негативных последствий такого распространенного вида наказания, как лишение свободы, приводит к поискам альтернативных решений.

О губительном (а отнюдь не «исправительном» и «перевоспитательном») влиянии лишения свободы на психику и нравственность заключенных известно давно. Об этом подробно писал еще М.Н. Гернет [ Гернет М.Н. В тюрьме: Очерки тюремной психологии. Юриздат Украины, 1930. ]. Тюрьма служит школой криминальной профессионализации, а не местом исправления. Никогда еще никого не удавалось «исправить» и «перевоспитать» посредством наказания. Скорее наоборот. «Лица, в отношении которых было осуществлено уголовно-правовое насилие – вполне законно или в результате незаконного решения, образуют слой населения с повышенной агрессивностью, отчужденный от общества» [ Жалинский А.Э. Уголовное право в ожидании перемен. Теоретико-инструментальный анализ. 2-е изд. М., 2009. С. 18. ].

Единственная реальная цель лишения свободы – изоляция лица, совершившего тяжкое преступление. Но при существующих в России сроках лишения свободы и условий содержания (включая пытки и прочие издевательства) возникает вопрос: что же делать, зная о неэффективности, пагубности лишения свободы и незнания, неумения, непонимания, как обойтись без тюрьмы? Какой срок изоляции достаточен, чтобы, с одной стороны, дать преступнику время задуматься над содеянным и своим будущим? А с другой стороны, еще не успели наступить такие отрицательные последствия, как утрата психического и физического здоровья, разрушение семейных связей, потеря трудовых и учебных навыков, формирование чувства ненависти, злобы ко всем и всему в атмосфере «зоны»?

Во-первых, при полном отказе от смертной казни лишение свободы становится «высшей мерой наказания», применять которую надлежит лишь в крайних случаях, в основном при совершении тяжких насильственных преступлений и только в отношении взрослых (совершеннолетних) преступников. В странах Европы и в Японии стараются минимизировать число лиц, приговариваемых к лишению свободы. В Японии, например, свыше 95% осужденных приговариваются к штрафу. А в Великобритании существуют шесть видов общественных работ разной тяжести ради того, чтобы сократить долю осужденных к лишению свободы.

Во-вторых, в странах Западной Европы, Австралии, Канаде, Японии преобладает краткосрочное лишение свободы. Обычно сроки исчисляются неделями и месяцами, во всяком случае – до 2–3 лет, то есть до наступления необратимых изменений психики. К началу 2016 года средний срок лишения свободы в странах Европы был 1 год 8 месяцев. В Японии свыше 50% осужденных к лишению свободы приговариваются на срок до 2 лет (Уэда Кан, Н.А. Морозов).

В-третьих, поскольку сохранность или же деградация личности существенно зависят от условий отбывания наказания в пенитенциарных учреждениях, постольку в современных цивилизованных государствах поддерживается достойный уровень существования заключенных (нормальные питание, санитарно-гигиенические и «жилищные» условия, качественное медицинское обслуживание, возможность работать, заниматься спортом, встречаться с родственниками), устанавливается режим, не унижающий их человеческое достоинство, а также существует система пробаций (испытаний), позволяющая строго дифференцировать условия отбывания наказания в зависимости от его срока, поведения заключенного и т.п. [ См., например: Морозов Н.А. Преступность и борьба с ней в Японии. СПб.: Юридический центр Пресс, 2003; От «страны тюрем» к обществу с ограниченным причинением боли. Финский опыт сокращения числа заключенных / сост. И.Г. Ясавеев. Хельсинки, 2012. ].

Немного личных впечатлений. Начальник тюрьмы в г. Турку (Финляндия) рассказывал мне, что с недавних пор в целях сохранения чувства собственного достоинства заключенных, каждому из них дается… ключ от камеры. Чтобы, уходя из «своей комнаты», осужденный закрывал бы ее на ключ, а возвращаясь, открывал дверь ключом. Разумеется, это не исключает контроля за содержимым камеры (наш «шмон»). В этой же тюрьме я присутствовал при волейбольной игре заключенных в прекрасном спортивном зале. Начальник тюрьмы под Дублином (Ирландия) удивился моему вопросу о количестве заключенных в одной камере. «Конечно, по одному. Не могут же двое незнакомых мужчин проживать в одном помещении». А начальник службы исполнения наказания Польши проводил в медицинскую часть Варшавского централа (тюрьмы), оборудование которой поражало изобилием современной медицинской техники и комфортными условиями нахождения в ней. В тюрьме г. Фрайбурга (Германия) заключенные и тюремный персонал питаются из одного котла (и мне довелось отведать), а в ирландской тюрьме мимо меня провезли полдник для заключенных, который состоял из каши, белого хлеба, двух яиц, молока (или кефира – я не очень разглядел) и апельсина. Справедливости ради следует отметить, что тюрьма в Нью-Йорке производит гнетущее впечатление, заключенные находятся там как в клетке за решеткой.

В-четвертых, все решительнее звучат предложения по формированию и развитию альтернативной, не уголовной юстиции для урегулирования отношений «преступник – жертва», по переходу от «возмездной юстиции» (retributive justice) к юстиции возмещающей, восстанавливающей (restorative justice). Суть этой стратегии состоит в том, чтобы с помощью доброжелательного и незаинтересованного посредника (что-то в роде «третейского судьи») урегулировать отношения между жертвой и преступником без уголовного судопроизводства.

«Уменьшить надежды на тюремное заключение и обратить больше внимания на общественное исправление (community correction)» советует С. Баркан [ Barkan S. Criminology // A Sociological Understanding. Prentice Hall: Upper Saddle River, 1997. P. 542. ]. «Реализация уголовного закона может стать совершенно непереносимой для общества, заблокировав иные социальные процессы… Разумное снижение объема законного насилия может в большей степени обеспечить интересы страны… Наказание – это очевидный расход и неявная выгода… Следует учитывать хорошо известные свойства уголовного права, состоящие в том, что оно является чрезвычайно затратным и весьма опасным средством воздействия на социальные отношения» [ Жалинский А.Э. Уголовное право в ожидании перемен. Теоретико-инструментальный анализ. С. 9, 15, 56, 68. ].

Заслуживают уважения и распространения принципы назначения и исполнения наказания в виде лишения свободы в Японии – стране с минимальным уровнем преступности, включая убийства. Обратимся к обширным цитатам из монографии Н.А. Морозова [ Морозов Н.А. Преступность и борьба с ней в Японии. СПб.: Юридический центр Пресс, 2003. С. 134, 141–143. ]. «Идея "засадить побольше преступников в тюрьмы" полностью отсутствует у японских следственных органов… К лишению свободы приговаривается весьма ограниченное число преступников… и, следовательно, пенитенциарные учреждения могут обеспечить заключенным адекватное и эффективное обращение… Основная концепция исполнения наказания в виде лишения свободы, заложенная в законодательстве, состоит: 1) в гуманизации обращения; 2) в социализации обращения (означает обеспечение ресоциализации заключенных на основе понимания и содействия общества…); 3) в осуществлении обращения на основе научных знаний и методов… Доминирующая концепция, определяющая цели и основные принципы наказания, – концепция реабилитации правонарушителей на основе индивидуализированного обращения с ними».

К сожалению, российская уголовная и пенитенциарная политика строится на давно устаревших репрессивных представлениях о «пользе» наказания. Достаточно сказать, что Россия и США в течение десятилетий занимают первые места по уровню заключенных (на 100 тыс. населения) среди развитых стран. Если в 1990-е годы первое место занимала Россия (уровень заключенных в 1990 году – 470, в США – 475, в 1992-м – 520, в США – 519, в 1994 году – 580, в США – 554, в 1999-м – 729, в США – 682), то в 2000-е годы США опередили Россию по этому мрачному показателю (в 2001 году – 689, в России – 673, в 2007-м – 762, в России – 613, в 2012 году – 730, в России – 508). Суды же крайне редко назначают осужденным наказание, не связанное с лишением свободы (к штрафу приговариваются 7–14% осужденных, к исправительным работам – 4–5% осужденных) [ Меры наказания, примененные к осужденным // URL: http://crimpravo.ru/page/sudstatistic/sudstatistic46/ (дата обращения: 07.12.2015). ]. Особенно неблагополучно положение с условиями отбывания наказания в российских пенитенциарных учреждениях [ Положение заключенных в современной России. М., 2003; Российский ГУЛАГ: убийства и пытки. М., 2006. ]. Я уже не говорю о запрещенных, но широко распространенных пытках, издевательствах, отвратительном питании, негодной медицинской помощи, взяточничестве персонала.

Итак:

К сожалению, у меня нет надежды на изменение российской наказательной политики в ближайшем будущем. А ее негативные последствия еще долго будут сказываться в жизни общества и государства.

<Содержание номераОглавление номера>>
Главная страницу