Главная страница

Неволя

НЕВОЛЯ

<Оглавление номера>>

Татьяна Мальчикова

Обычная смерть

Т. Мальчикова − президент Гражданской комиссии по правам человека.

Леша Бурдаев рос тихим, спокойным ребенком, правда, выделялся необычной, слегка женской, красотой − большими глазами и выразительными чертами лица. По документам отца у Леши не было, а мать отказалась от него еще в роддоме − так и попал он в детский дом, где жил все свои сознательные 12 лет.

Обычный весенний день в обычном детском доме, урок математики, на улице жарко и совершенно не хочется делать задания Анны Николаевны. Кроме всего прочего, Леша уже несколько месяцев не понимает того, что объясняет учительница, а все контрольные списывает. Вообще-то раньше математика давалась Леше легко − он даже любил ее, но с начала года пошла какая-то сложная тема, в которой Леша ничего не понял. Разбираться в предмете с Лешей никто не стал: много таких в интернате, со всеми не наразбираешься − идем дальше по учебному плану. Только Леша после той непонятой темы перестал что-либо соображать на занятиях. Вот и просиживал он все уроки, глядя в окно и думая об Ирке.

Лешу мало трогало, что Анна Николаевна периодически кричит на него, призывая к вниманию на уроке и раздражаясь его чрезмерным спокойствием. Он понимал, что учительница кричит на всех, и вообще учителя всегда кричат − по-другому они не умеют. В тот день Леша был расстроен − с Иркой поругались из-за мелочи, да и весь день с утра не заладился. Он сидел и бездумно что-то царапал на парте.

Неожиданно рядом раздался пронзительный крик Анны Николаевны, и Леша получил подзатыльник, да такой силы, что он ударился лбом о парту, аж звездочки в глазах вспыхнули. От обиды он схватил что было под рукой − школьную сумку − и со всей силы запустил в учительницу. Урок был сорван.

На следующее утро кабинет директора Лидии Николаевны:

− Ну что, Бурдаев, в тюрьму захотел?

− Нет, Лидия Николаевна.

− А вот пойдешь. Анна Николаевна заявление на тебя в милицию написала.

− Я не хотел, Лидия Николаевна, простите меня, я не буду так больше.

− Не волнуют никого, Бурдаев, твои извинения. Вот посадят тебя, а там отымеют. А я вот так встану и буду смотреть!

Леша не мог заснуть всю ночь. Богатое воображение рисовало далеко не радужные перспективы жизни в тюрьме. Со слов директора, Леше придется в тюрьме очень не сладко − все всплывали в памяти слова Лидии Николаевны: «Любят там таких смазливых, как ты, Бурдаев!»

Леша долго расспрашивал Димку и Никиту, как живут заключенные и какие у них законы. Поначалу друзья подтрунивали над Лешей, рассказывая всякие ужастики, а потом им надоело и они заснули, не поняв, как напуган Леша. Рассказы друзей еще сильнее взбудоражили мальчика. Еле дождавшись утра, он пошел к Анне Николаевне, чтобы попросить у нее забрать заявление из милиции:

− Анна Николаевна, простите меня, я не буду больше. Заберите, пожалуйста, заявление на меня в милицию.

− И меньше, Бурдаев, ты тоже не будешь! Иди в класс, заявление не заберу!

Сначала Анна Николаевна не поняла, о каком заявлении идет речь, но потом сообразила, что страх − это лучшее лекарство от непослушания, и подыграла директору.

Не объяснил никто Леше, что не сажают в тюрьму 12-летних мальчиков за конфликт с учителем. В обед Леша сбежал из интерната и спрыгнул с соседней пятиэтажки.

Подростки шли за гробом молча − не привыкли проявлять эмоции, хоть Лешина смерть и была для них потрясением. Лишь одна девочка плакала навзрыд. Позже директор детского дома узнала, что они с Лешей встречались, правда, недолго, и что они расстались в день перед конфликтом Леши с учителем математики.

Потом эта история «о несчастной и неразделенной любви» и стала «главной причиной самоубийства мальчика» − согласно протоколу участкового. Дело закрыли.

Мало кто знал, что на самом деле за всей историей стояло безудержное желание директора детского дома продемонстрировать свою власть над подростком. А тот, кто знал настоящую причину происшедшего, просто помалкивал, потому что, не ровен час, и он загремит, но не в колонию для малолетних, а в психиатрический стационар на неопределенное время.

 

Это не вымышленная история − это история о реальной судьбе подростка из детского дома в городе Комсомольске-на-Амуре, о которой стало известно только через несколько месяцев. Кроме того, стало известно, что постоянные угрозы отправить детей подлечиться в психушку, стали в интернате устоявшейся практикой. И что за последние два года 13 из 79 воспитанников обычного − не коррекционного − интерната были хотя бы раз отправлены в психушку и получили психиатрический диагноз. А когда диагноз выставлен, доказать, что ребенка отправили в психушку за непослушание или плохое поведение, практически невозможно.

Так и живут дети в заложниках администрации детских домов и интернатов, дожидаясь, когда же они наконец-то смогут выйти во взрослую жизнь. Но везет не всем. После медико-психолого-педагогической комиссии в интернате, так называемой МППК, подростка могут определить как недоразвитого, с признаками слабоумия, и поставить ему диагноз «олигофрения», и вот тогда жизнь начинает течь совсем по другому сценарию, нежели он предполагал.

По закону выпускнику детского дома полагается квартира или комната. Однако большое количество таких выпускников не получают ни квартир, ни комнат, потому что «зачем ненормальному квартира − ему же лечиться надо».

После получения психиатрического диагноза, подростка или уже взрослого молодого человека определяют на постоянное место жительства или в коррекционный интернат для слабоумных (в зависимости от возраста), или в психоневрологический интернат, откуда он вряд ли выйдет до конца своей жизни. Однако велика вероятность, что молодому человеку или девушке из психоневрологического интерната никогда не предоставят квартиру или комнату, что у них не будет полноценной семьи, у них изымут паспорт и лишат 75% пенсии, а возможно, и насильно стерилизуют. К сожалению, такова сейчас обычная судьба многих жильцов психоневрологических интернатов Москвы и других городов России.

 

Подобные истории ежедневно случаются в детских домах и интернатах России и стран бывшего СНГ. Кимовский детский дом в Тульской области, школа-интернат «Наш дом» в г. Люберцы, интернаты в Астраханской области и в Башкирии, детский психолого-педагогический центр «Забота» в г. Королеве Московской области – лишь беглый перечень происшествий, недавно освещавшихся в прессе.

Скорее всего, никто и никогда не понесет ответственность за трагическую гибель Леши Бурдаева, как и за недобровольное помещение в психиатрическую больницу из детских домов и интернатов сотен подростков только лишь за то, что они ругаются матом, пьют пиво и ведут себя «недостойно».

В данной ситуации есть только один выход − продолжать добиваться проведения справедливого разбирательства со стороны прокуратур и других полномочных инстанций в отношении любых неправомерных действий по отношению к детям-сиротам со стороны руководства или других сотрудников детских домов.

Благодаря профессионализму и вниманию некоторых небезразличных людей становится возможным добиться хотя бы частичной справедливости в подобных историях.

 

Так, например, в январе 2010 года прокуратура Хабаровского края признала, что госпитализация детей в психиатрическую больницу из детского дома г. Комсомольска-на-Амуре была проведена с рядом процессуальных нарушений, а также детям не была проведена коррекция лечения в психиатрической больнице в связи с соматическим состоянием некоторых детей (ОРВИ). В отношении же директора детского дома было возбуждено дело об административном правонарушении − за неисполнение законными представителями несовершеннолетних обязанностей по содержанию и воспитанию несовершеннолетних.

Гражданская комиссия по правам человека продолжает принимать жалобы от всех, чьи права были нарушены психиатрами или психологами, сообщения от тех, кому стали известны случаи нарушения прав детей-сирот в интернатах, такие как помещение ребенка в психиатрическую больницу в качестве наказания, а также о любых преступных злоупотреблениях в психоневрологических интернатах и психиатрических больницах.

<Содержание номераОглавление номера>>
Главная страницу