Журнал "Индекс/Досье на цензуру" 

Дмитрий Флорин

Да здравствует наш Советский суд!

От мелкого к злостному

Рязань, пост ППС, территория поста – от автовокзала до конечной общественного транспорта, в обычное время трафик народа серьезный. Пост «голодным» не бывает. Или иногда – редко, но случается так, что народу нет на улице. А план? Минимум два задержанных по «административке» с поста. А жить, простите, на что? На зарплату? Да кто тут на зарплату живет? Это разве зарплата, на которую нельзя не то что жить, а хотя бы выжить?

Чем пост славится – народ едет домой в свои села там и райцентры, мужички часто «поддатенькие», берешь такого за узду, тащишь в комнату милиции в торце автовокзала, там его «грузишь» и в зависимости от степени опьянения, скажем так, «зарабатываешь».

Чуток пьяный – разводишь на взятку, чтоб отпустить. Поболее в «неадеквате» – можно из кармана вытащить несколько купюр, но не все – а то расстроится еще, да так, что начнет жаловаться. Если человек «двухсотый», то есть надо вызывать экипаж медвытрезвителя – можно с него снимать все, вплоть до часов и цепочек.

Так работает служба ППС.

Вечер, вышли на охоту патрули. Не катит – до ночи никого «взять в плен» не успели, значит, вместо того, чтобы спокойно «заработать» и выполнить план да лечь у сторожа дяди Коли в подсобке за магазином на коробках картонных поспать, придется бродить по улицам – кого-то искать.

А время «золотое» – с 8 вечера до полуночи – пропустили по вине вызова на «квартирник». Пришел пьяный муж с работы и вспомнил, что жена раньше была и красивее, и вкуснее готовила, и началось «сковородопредставление». Часа 2 потеряно – взяты объяснения с пострадавших, объяснения от соседей, мужик скручен, профилактически избит резиновыми палками и сдан автопатрулю с рапортом «по мелкому» (статья КоАП «мелкое хулиганство»).

Ну, хватит на сегодня добрых дел, пора с этим самаритянством подвязывать, на зарплату, что ли, жить?

Вот он, спаситель! Идет по улице и, возможно, даже пьяный! К бою!!

Статус по настроению

Банальная процедура – здрасьте, сержант такой-то, документы ваши. Мужик, если и выпил, то по нему не особо видно. Накалываются так менты иногда – человек с ночи с завода идет, замороченный, берут как пьяного, потом из отдела отпускают – мужик-то трезвый.

А этот сразу себя «нервно» повел. Мент, он чего не любит? Вопросов.

– Паспорт ваш предъявите.

– А что случилось?

(Безобидный и справедливый вопрос, так как правоохранитель вообще-то по уставу ППС обязан называть причину остановки гражданина, хотя бы тупо, как гаишники: «проверка документов». – Авт.)

– Ниче не случилось! Паспорт давай.

– А почему вы со мной так разговариваете? Покажите, пожалуйста, свое удостоверение, я хочу фамилию узнать вашу.

– Сейчас в комнату милиции пройдем, там я вам удостоверение покажу! Пройдемте вон туда, давай, пошел, разговорчивые все стали, скоро на х... посылать будут милицию! Сейчас я тебе удостоверение покажу!

Дальнейшее развитие событий, думаю, понятно. Как только в комнате милиции закрылась дверь, задержанный сразу получил удар коленом под дых, потом еще серию ударов. Когда он сполз на пол, ему закрутили руки, надели наручники. Делали все с какой-то жестокостью – «наука за умничество». Старший поста так и сказал: «Учить этих ублюдков надо, совсем страх потеряли, вопросы тут задают».

Далее стандартная процедура, рапорт «по мелкому»: «Находясь в пьяном виде, оскорбляющем человеческое достоинство и общественную нравственность, громко ругался матом на улице, на неоднократные замечания сотрудников милиции не реагировал, продолжал сквернословить. Был одет в...»

Рапорт написан, машина вызвана. Пошмонали по карманам, на наличие «колюще-режущего». Напарник ловко вытащил наличность из кошелька: «Так, наркотиков тут нет?» Задержанный отдышался, стал спрашивать, мол, вы чего творите? Ответ – удар резиновой палкой по плечу и локтем в грудь со словами: «Еще раз пасть раскроешь – будешь кровью харкать».

Приехал автопатруль, задержанный сдан, деньги «заработаны», можно идти к дяде Коле на картонки – взводный приезжал, проверку в книжки поставил, до утра не приедут.

Как делают преступников из бумаги

Поспать им не дали. Через час приехал злой взводный со словами: «Чего вы нормальных калдырей не ловите? Одни проблемы от вас!» Рассказал, что в райотделе мужик, который оказался вовсе трезвым, начал качать права, просить вызвать адвоката, стал говорить, что утром сразу же пойдет в прокуратуру и отдел собственной безопасности УВД. В общем, проблемы будут. Надо нанести превентивный удар.

Для начала вписали в рапорта пункт о применении БР (браслеты ручные, в народе – наручники. – Авт.), так как они их применяли согласно закону: «для пресечения противодействия». А когда мужика били уже в наручниках, он пытался инстинктивно укрыть голову, причем руками, из-за этого здорово разодрал себе запястья.

Взводный уехал. Но приехал через полчаса. Мужик не унимается. Его «сводили в туалет» (значит, конвой вывел его в туалет и жестоко избил, полил «Черемухой-10». – Авт.) уже 3 раза. Он не умолкает, дежурный по отделу нервничает, в общем, переписывайте рапорта уже не по «мелкому», а по «сопротивлению сотруднику милиции». Это намного круче: дежурный сказал, если мужик не успокоится, утром отвезут его с предписанием на 15 суток в ИВС, там его за 2 недели «поставят на место», в крайнем случае те травмы, что ему нанесли в РОВД все, кому не лень, уже заживут, а в ИВС ему устроят пару раз «ласточку», «крокодила» да запустят слушателей из учебного центра – для разминки, чтоб привыкали к работе, и его «отрихтуют» так, что заикаться начнет.

В общем, рапорта переписали. Теперь мужик «при задержании оказывал сопротивление, вырывался, оскорблял сотрудников милиции, пытался оторвать погоны, грозил неприятностями по службе».

Взводник уехал. И приехал через полтора часа, еще злей. Мужик в райотделе все не унимался, из крыла розыскников вышел пьяный опер, сидевший на сутках, взял ключи у дежурного, вывел мужика к себе в кабинет... В общем, дежурный сам побежал туда, когда мужик уж очень громко орать начал.

Мужика очень сильно избили – пришлось вызывать «скорую». Теперь надо переписать рапорта, чтобы мужика уже не на две недели в ИВС, а надолго и в СИЗО. Нужна уголовка. Рапорта переписываются на «нападение на сотрудника милиции». Теперь мужик «ударил милиционера, нанес ему травмы, подозрение на сотрясение мозга, пытался вырвать табельное оружие, сорвал погон с милицейской формы, оказывал жесткое сопротивление при задержании». В общем – мужика утром в суд. Перед этим быстренько – пару-тройку объяснений «от свидетелей», от дяди Коли, охранявшего магазин в полукилометре от комнаты милиции, но «шедшего в это время мимо», потом от Ритки, продавщицы круглосуточного на автовокзале, «вышедшей в это время покурить». Все, собственно.

Финал прост – суды такие дела решают, как выражаются в судебной пресс-службе, «по-нацбольски». То есть формально. Привезли, зачитали, подписали – повезли в СИЗО.

Что там дальше с этим мужиком было – не знаю. Я работал два года в ППС. Эту историю мне рассказал сокурсник по учебному центру. Я таких историй насмотрелся и сам, ежедневно почти.

Все эти рапорта по ППВ («появление в пьяном виде»), МХ («мелкое хулиганство»), составляющие 99% работы всего ППС, незаконны. Представьте эту аферу в размерах страны. Никого не возят на экспертизу, чтобы установить наличие алкоголя в крови. Никто не ищет свидетелей «громкой нецензурной брани». И… никто не жалуется на это. Видимо, поэтому такое и происходит, раз никто не жалуется. А че?!

А суд – там свои все. Приехали с РОВД – вот, мол, буйный, полотдела разнес, ребят избил, хорошо, вовремя ствол успели отбить… ваще оборзели… и думаете, судья не «сделает красиво»? Некрасиво думаете.

Погонные метры мантии

Да здравствует наш Советский суд, самый гуманный суд в мире! Был я в Советском суде – не подтверждаю. В суде прав тот, кто нужно, а не тот, кто прав. Нужность определяется легко и точно – по наитию или по просьбе-рекомендации. Сделать из человека преступника – легким движением руки, переписав рапорт, подмахнув судьей в нужную сторону. Или хотя бы в принципиальную сторону – чтоб знали. Если вы еще не сидите, это не ваша заслуга, это их недоработка.

Вот был я пару раз в Чечне. В 2001 году. 8 лет судился за боевые, очень долгая и подлая история. Смысл которой – на отправляемых в Чечню списывали деньги. На так называемые «боевые». Нам их не давали по приезде. Точнее, из тысяч 30–40 могли дать 4–5 тысяч, и всё. Формулировка – «задерживают». При этом по журналам учета работы по спецоперациям, зачисткам, засадам, секретам, патрулям, боестолкновениям и так далее четко описаны суммы, которые были нам перечислены. Где деньги, Зин?

Первый суд мы затеяли году в 2002-м. Выиграли. Денег нам не дали. А по бумажке, где страна признает, что должна мне несколько тысяч долларов, в магазине даже спичек не дадут. То же самое с образованием. Приходишь в госвуз – сколько говорите, обучение стоит? А то, что ветеран? А по закону? А по закону у вас все занято? А вот отсюда возьмите деньги – вот решение Советского районного суда города Рязани присудить мне 40 тысяч за такой-то период нахождения в Чечне. Что, отсюда не можете взять? Ну вы же госвуз! А мне деньги как раз государство должно – ну договоритесь там между собой-то... Что, никак? А… я уже не первый прихожу с такой бумагой? А… одного всего мальчика после Чечни вообще допустили бесплатно учиться… Он умер на втором курсе. Его колонна в Чечне под наши же вертушки попала. Мать, которая приходила его устраивать в вуз, сказала ректору, что он мечтал в институте учиться. Ну, вот и поучился, сколько успел, а все знали, что он долго не проживет. Может, поэтому с него и денег не взяли? Я вот живой – с меня берет государство. Но не отдает то, что должно. Делить и отнимать. Не прибавлять и умножать.

Стою и размышляю об этом в коридоре Советского районного суда Рязани. Родной уже суд. Первый суд этого же суда признал, что нам надо отдать наши деньги. За три года бюрократической войны денег так и не увидел. Писал Путину, когда тот отвечал на вопросы в Яндексе. Пришел ответ от федерального казначея, что, мол, по поручению Администрации президента, объясняем – исправляйте недостатки, и будет вам счастье.

Исправлять недостатки пришел в тот же Советский суд. Разобраться в бумагах помог адвокат Саша, с которым вместе служили, но теперь он пошел по юридической части.

Пришли в суд в назначенный день. Стою и вспоминаю, как после приезда из Ханкалы кадровиков, рассказывавших о том, сколько нам «закрыли» боевых дней в этом месяце, прикидывал, что куплю семье, когда вернусь.

Ввиду мелкозначительности процесса, его решили провести прямо в кабинете у судьи. Пришла молодая девушка, выяснилось – судья. Я без мантии и не поверил бы. Но когда она подошла к двери своего кабинета, мантии на ней не было, она поздоровалась с молодым парнем, стоявшим неподалеку от ее двери. Да бог их знает, кто они такие. Потом через несколько минут она открывает дверь, уже в мантию облаченная. Далеко пойдет – такая молодая, а уже судья. Зовет к себе того молодого парня, который стоит неподалеку. Причем так, «по-заговорщически», шепотом, мол, Сань, поди сюда.

Парень заходит. Несколько минут из-за двери слышится какой-то невинный молодежный смех, как будто вспоминают что-то, например, подробности последней вечеринки. По всему видно, что друг друга очень хорошо знают. Город маленький, они примерно одного возраста, может, учились вместе где-нибудь, может, родственник какой. Потом судья открывает дверь и зовет нас. Парнишка, с которым она так мило хихикала, – представитель стороны ответчика. МВД-УВД-ОМОН. Правовой отдел, пришел сюда, чтобы мне не отдали моих денег.

Далее – спектакль.

Судья (С): Но вы знаете, что сейчас боевые уже не присуждают?

Я: Мне ничего присуждать не надо. Мне сроки восстановить, мне уже все присудили еще в 2002 году.

С: Ну я так вам сказала, чтоб вы знали. Ответчик, если я восстановлю сроки процессуальные, вы сможете это решение обжаловать и его отменить.

Ответчик (офицер из правового отдела УВД): В смысле?

С: Ну, я сейчас сроки восстановлю ему, вы подавайте на обжалование решения суда, и можно решение отменить, понятно?

О: То есть как это отменить?

С: Ну я тебе говорю – я ему (кивок в мою сторону) сроки восстанавливаю процессуальные, ты подаешь сразу же на обжалование, и можно отменить решение суда тогда! Понятно?

О: А… понял!

Я (своему адвокату): Саш, я чего-то не понимаю, что ли? Что происходит-то? Это законно вообще, что она делает?

Адвокат (А): Дим, я сам в шоке, ничего не понимаю, она ему объясняет, что ему делать, причем при нас прямо…

С: Так, суду надо принять решение, покиньте зал.

Встаем, собираем бумаги, выходим, судья вслед милиционеру: «Ты-то куда пошел? Ты оставайся!»

Стоим с адвокатом в коридоре. Оба пытаемся въехать, что случилось.

Это же нельзя судом назвать? Изначально о чем речь – о восстановлении процессуальных сроков. То есть бюрократы пинали мои бумаги туда-сюда более трех лет. Хорошо, что при каждой отправке заказным с уведомлением я хранил квитанции. Именно благодаря им я и смог доказать в суде, что подал документы вовремя – в срок, а то, что их там в одном кабинете полтора года держали, в другом девять месяцев, постоянно отправляя их мне обратно после «выдержки», вместо того чтобы просто передать в другой кабинет, – это же не моя вина. И суд не может это не признать, осталась формальность – выдать бумагу для восстановления сроков. Документы есть все, но такого разворота я не ожидал. Судья сидит и учит ответчика-милиционера, как отбить присужденные бывшему милиционеру деньги за Чечню. Причем прямо при истце и его адвокате. Они ничего не боятся! Абсолютно. Для них мы – декорация. Бутафория.

Милиционер выходит из «зала суда». Ждем, пока судья «посовещается». Интересно, думаю, она же там одна. С кем она там совещается-то? Хотя… у нее же на столе телефон.

Подхожу к представителю правового отдела:

– Из УВД? Правовой отдел?

– Да.

– Сказали «валить» меня, да?

– Ну...

– А я тоже такие же погоны носил. И прошу только то, что на меня выделили уже много лет назад, чтобы просто вернули.

– Да я знаю…

– А ведь ты тоже мог бы на моем месте быть. Или даже еще, может быть, будешь. Вот и представь…

– Да я понимаю, но у меня работа такая…

Финал

Сроки мне восстановили. На обжалование тот милиционер не подал. Не знаю почему. Хочется надеяться, что осознанно. Мне же это пошло на пользу, увидел, какой может быть суд. Когда все решается как в курилке, причем при тебе объясняют, как тебя «слить».

И кто объясняет!

Что стало с тем мужиком, которого менты сделали чуть ли не «террористом» только за выяснение того, что они должны были по закону ему сообщить сами, не знаю. Но если он избежал тюрьмы, думаю, тоже получил урок.

Урок, после которого только со смехом или как минимум с улыбкой можно слушать гневные вопли: «Да я на вас в суд подам! Вы мне за это ответите по закону!»