 |
Главная страница | Номера | Именной указатель | Где купить журнал |
Сергей МаркедоновСильное государство и гражданское общество
"Сама природа принципов либерализма не позволяет превратить его в догматическую систему. Здесь нет однозначных, раз и навсегда установленных норм и правил", - писал выдающийся либеральный теоретик Фридрих А. Хайек. В самом деле, во все времена оппоненты подвергали либерализм самой жесткой (и жестокой) критике именно за политическую гибкость, способность к заимствованию других идеологем и отсутствие жестких детерминистских схем. Похоже, либеральная мысль современной России опровергла аксиому о мощном либеральном иммунитете против догматических болезней. Как и в период противоборства с КПСС, российские защитники свободы, демократии и прав человека, рассматривают государство как главный вызов становлению гражданского общества и ценностей либеральной демократии.
Результат "либерального догматизма" очевиден - ученым и публицистам навязана дискуссия, в основе которой жесткое противопоставление сильного государства (шире говоря, государства вообще) гражданскому обществу, прав человека правам государства. Однако в выстраивании дихотомии гражданское общество vs сильное государство российские либералы-правозащитники не одиноки. Удивительное единство в противопоставлении демонстрируют и национал-патриоты. В одном из своих выступлений Александр Дугин заявил, что чем сильнее институты гражданского общества, тем выше угрозы терроризма и политического экстремизма. Налицо смешение и искажение понятий. "Сильное" государство рассматривается исключительно как тоталитарное, тогда как гражданское общество видится как нечестный конкурент Левиафана, готовый ради маломальской автономии от государственного вмешательства добиться разрушения (или как минимум повреждения) бюрократической машины.
Если, как считают российские либералы-этатисты, сильные государства - это СССР, КНДР, Куба, "тысячелетний рейх" et cetera. А к какому разряду и виду отнес-ти Францию эпохи де Голля, рейгановскую Америку и Великобританию времен Черчилля и "железной леди", Израиль (с момента основания этого государства)? Вся жесткость (и нередко крайняя жестокость) государственной машины этих стран успешно защищала права граждан, их жизнь, свободу и собственность от покушений поклонников "великих потрясений". При всем своем демократизме и политкорректности американцы не ушли от соблазна продемонстрировать urbi et orbi казнь Тимоти Маквея. "Взявшие меч от меча и погибнут". От этого библейского принципа не спешат отказываться страны современной демократии.
Ослабление же государства в разные исторические эпохи было вовсе не тождественно торжеству свободы и прав человека, а тем паче не способствовало скорейшему складыванию гражданских институтов. В эпоху "Смуты" государственная машина Московского государства была не в пример слабее, чем в пресловутое царствование Ивана Грозного. Но стали ли московиты свободнее от этого "ослабления"? Думается, воители Ивашки Заруцкого, которые "многое разорение христаном творяху и грабежи и убийства везде содеваху", изрядно способствовали у наших предков ностальгии по старым добрым опричным временам.
О причинах и истоках большевистского, нацистского и фашистского тоталитаризма написаны тома литературы, высказаны диаметрально противоположные точки зрения. Но в чем позиции авторов, представляющих разные научные школы и политические лагеря, близки, так это в признании того факта, что приход к власти кровавых диктаторов произошел не в последнюю очередь потому, что эта самая власть "валялась под ногами". Ослабление государственных институтов в Веймарской Германии, постфервальской России и Италии после первой мировой открыло зеленую улицу экстремизму и ограничило выбор народонаселения между правой и левой диктатурой. О граждан-ском обществе пришлось на долгие годы забыть...
Интересно, что в "критические периоды" новейшей российской истории к отечественным правозащитникам приходило осознание того, что государство - не только и не столько экономический и политический дирижер, сколько защитник гражданского общества от анархии и охлократической стихии. За примерами далеко ходить не надо. Сколько призывов "раздавить гадину" мы услышали в ночь с 3 на 4 октября не из уст поклонников генерала Аугусто и прочих "государственников", а от самых горячих поборников свободы и демократии. Для осознания защитной функции государства нашим правозащитникам нужно появление на политической сцене Макашова-Баркашова. Вспомним, какой критике (и обоснованной) со стороны поборников демократии и прав человека подверглось бездействие сотрудников милиции и прокуратуры во время печальной памяти московского марша членов РНЕ и макашовского "красноречия". А может быть, признать акции скинхедов, баркашовцев и анпиловцев формами выражения гражданской позиции, а применение против них силы как факты нарушения прав личности, разрушения гражданского общества и возрождения тоталитаризма?..
С другой стороны, гражданское общество, защищающее свою автономию от Левиафана, рассматривается как коллективный антиэтатист, эгоистичный в своих устремлениях сузить роль государства до "ночного сторожа". При этом игнорируется тот факт, что само государство, проводя те или иные преобразования, заинтересовано в реальной поддержке общества (поддержке гражданских институтов, а не инициированных сверху верноподданнических акциях и парадах физкультурников). Очевидно, что укрепление вертикали власти, провозглашенное одним из приоритетов государства, невозможно без поддержки гражданских институтов. Для предотвращения "реставрации" региональной вольницы президентские инициативы должны получать поддержку снизу, с помощью общественных организаций. Иначе меры Кремля станут очередным набором бюрократических экзерсисов типа реорганизации рабкрина, разделения обкомов на сельские и городские, возрождения Совнархозов...
Общественная поддержка необходима государству и для проведения полноценной судебной реформы. Государство может сколь угодно повышать оклады судьям и поднимать их статус, но без правотворчества как отдельных граждан, так и гражданских объединений, создания ими юридических прецедентов и выигранных процессов, судебная реформа так и останется пустой декларацией. Без поддержки гражданских институтов государство не в состоянии бороться с организованной преступностью и коррупцией, сводить к минимуму лоббистские аппетиты различных элит. При этом интересы сильного государства и гражданского общества не просто не противоречат друг другу, а совпадают.
Выстраивание дихотомии "сильное государство vs гражданское общество" неверно изначально. Сильное государство без сильного общества обречено на сползание к авторитаризму, но и слабая эфемерная власть не является синонимом свободы и демократии. Есть функции, которые никто, кроме государства, не в состоянии выполнять, - гарантировать национальный суверенитет, осуществлять внешнюю политику, собирать налоги и охранять границы. Святые для каждого либерала и правозащитника понятия "свобода", "собственность", "законность" провозглашаются и гарантируются, между прочим, Основным законом государства - Конституцией. Вне государства нет свободы и прав человека. Степень же открытости и "прозрачности" государственных институтов, а также реальность провозглашенных конституционных принципов зависят в первую очередь от способности гражданского общества к диалогу с правящей бюрократией, критике последней, но не радикальному антиэтатистскому критикантству.