Index

Содержание номера

Питер Морган
Бюрократия дьявола

Питер Морган - репортер 4-го канала (Великобритания). Index on Censorship, 2/99.

В конце лета 1945 года в Хеммердене, маленьком городке близ Кельна, появилась молодая еврейка по имени Марианна Штерн. Судя по официальному заявлению, она приехала домой, чтобы потребовать возвращения семейного имущества, конфискованного нацистами в сентябре 1941 года. Все члены ее семьи были отправлены в концлагеря, и выжить удалось одной Марианне. Поскольку дом ее был занят другими людьми, ей пришлось ночевать в приделе местной церкви. При содействии налогового инспектора Круппеля она получила обратно частицы своей прошлой жизни - гладильную доску, два закроечных стола и старую швейную машину. Затем, как гласит документ, она попросила инспектора помочь ей в розысках семейного достояния - трех велосипедов. Круппель пообещал встретиться с ней. "Когда в назначенное время он подъехал ко мне, - сообщает Штерн, - я увидела, что он сидит в седле велосипеда, который раньше принадлежал мужу моей сестры. Г-н Круппель признал это и в апреле 1946 года вернул мне велосипед".

История фрау Штерн стала известна из досье, хранившегося в архиве кельнского налогового ведомства. Профессор Вольфганг Дрессен, нарушив федеральный закон, включил эти документы в экспозицию выставки, недавно прошедшей в городском музее Дюссельдорфа. Выставка имела такой успех (и вызвала столько шума), что работа ее была продлена на два месяца. Дело в том, что благодаря этим бумагам история Холокоста повернулась неведомой прежде гранью. Пожелтевшие от времени документы доказывают, что нацисты систематически присваивали принадлежавшее евреям имущество и затем распродавали его гражданам Германии на ежедневных аукционах.

"На каждой странице перед нами предстает жестокость, ставшая в нацист-ской Германии явлением обыденным и повседневным", - говорит Дрессен. Организаторы аукционов не пренебрегали ничем: на торги, проводившиеся в Хеммердене 18 февраля 1942 года по адресу Гинденбургштрассе, 13-17, были выставлены сковороды, вешалки для одежды и даже розетки для джема. Список лотов свидетельствует о том, что шесть фотографий, на которых была запечатлена неустановленная еврейская семья, остались непроданными и по этой причине "были сняты с торгов и предназначены для уничтожения". Чиновник налоговой инспекции, отвечавший за организацию этих аукционов, носил фамилию Круппель.

Разыскания профессора Дрессена оживили давнюю дискуссию по поводу того, многим ли "немецким обывателям" было известно о Холокосте, и подняли еще один животрепещущий вопрос - какие подробности, касающиеся недавнего прошлого страны, должны стать достоянием гласности и кто должен контролировать доступ к документальным свидетельствам? Тимоти Гартон Аш в своей работе "Досье" уподобляет архивы "штази" "отравленному пирож-ному"; архивы нацистской налоговой инспекции обладают той же способностью обескураживать и огорчать всякого, кто знакомится с ними. Благодаря подробным записям в регистрационных книгах этого ведомства, евреи, требующие возвращения своей собственности, могут установить, кому досталось их конфискованное имущество. Более того, документы недвусмысленно и поименно указывают, скольким гражданам Кельна Холокост принес прямую выгоду. Именно по этой причине нынешнее правительство ФРГ, большинство в котором составляют социал-демократы, препятствует открытию архивов. По мнению профессора Дрессена, это решение должно быть оспорено в бундестаге и, если понадобится, в суде.

"Представители истеблишмента уверяют нас, что антисемитизм был явлением экстремальным, беспорядочным и случайным, возникавшим стихийно и под воздействием алкоголя, - говорит Дрессен. - Документы же свидетельствуют о том, что этими настроениями были охвачены все слои общества. Выставленное на торги имущество евреев покупали и рабочие, и церкви - протестантские и католические, и даже городской приют для сирот. Все законно, все официально, все в пределах нормы. То, что мы находим в этих архивах, можно назвать уголовщиной, совершенной законными средствами".

Дрессен, человек основательный и целеустремленный, полагает, что по всей Германии около миллиона таких архивных дел - все эти описи, декларации железнодорожного груза, перечни лотов, иски о возвращении собственности представляют собой "бомбу замедленного действия". "Очень важно сознавать, что люди в 1942 году покупали эти вещи, зная, что евреи уже не вернутся, - утверждает он. - Немцы, как и французы и бельгийцы, были полностью осведомлены о том, что происходит в их странах. Это не было секретом. К концу войны едва ли не каждая германская семья, оставшаяся в результате бомбежек без крова, пользовалась мебелью, украденной у евреев".

Экспозиция устроена и размещена так, что ее разделы символизируют остановки Христа по пути на Голгофу, и от этого идея покаяния, давшая толчок к организации самой выставки, становится особенно очевидной. Разглядывая документы, разложенные в прямоугольных застекленных витринах, посетитель с удивлением сознает, что все это - фотокопии. На протяжении девяти месяцев Дрессен тайно выносил бумаги из кельнского архива, а на следующий день возвращал. "Когда меня спрашивают, как эти документы сюда попали, я всегда отвечаю, что тут не обошлось без магии", - говорит он.

Каждый раздел демонстрирует отдельный этап в процессе конфискации. Первый посвящен так называемой Vermogenserklarung - декларации собственности. В октябре 1941 года по распоряжению германских властей каждая еврейская семья должна была составить перечень принадлежащего ей имущества. Эти бумаги, отрытые Дрессеном в недрах архива, отличаются друг от друга видом и размером, некоторые написаны от руки, другие напечатаны на машинке. Объединяет их только одно: все они проникнуты душераздирающей человечностью: "бюстгальтеров - три, панталоны - три пары, трусы купальные - две пары, пальто летнее - одно, пальто зимнее - одно, фартук - один..." "Я хотел, чтобы экспозиция открывалась этими документами, ибо это послед-нее, что осталось нам от этих исчезнувших людей", - говорит Дрессен.

С ноября 1941 года государственная машина уничтожения набирает обороты. Второй раздел демонстрирует машинописные приказы о депортации, поступившие из Берлина. Третий и четвертый - декларации грузов, заполненные германской железнодорожной компанией "Дейче Рейхсбан", указывающей, что "...один товарный вагон с еврейской мебелью" опломбирован, опечатан, печать скреплена двумя подписями. Дрессен доказывает, что конфискации проводились абсолютно открыто и не знать о происходящем было невозможно. Пятый раздел посвящен аукционам, ежедневно проходившим в Кельне. К примеру, 22 июля 1944 года на торги были выставлены "принадлежавшие нескольким евреям" книги, среди которых - "История Возрождения" и сборник стихотворений Рильке. Дрессен нашел также письма из нескольких крупнейших германских корпораций, где речь, как о чем-то само собой разумеющемся, идет о похищенных вещах. ("Альянц", "Дрезденер Банк", "Дейче Банк" - все они фигурируют там.)

"Необходимо особо подчеркнуть, что в глазах этих людей все происходящее никак не выходило за рамки закона и потому воспринималось как нечто совершенно естественное и правильное, - говорит Дрессен. - Как утверждала одна жительница Хеммердена: "То, что государство делает ради нас, не может быть несправедливым". Подобная "бюрократическая зашоренность сознания", сохранялась довольно долго и после окончания войны: один из документов, представленных в экспозиции, датирован 22 августа 1945 года. Oberfinanzprasident, начальник финансового управления, Дюссельдорфа составляет список имущества, подлежащего реституции, то есть собирается вернуть еврейским семьям ту самую собственность, которую сам же за четыре года до этого у них конфисковывал. "Общая сумма - 117 714 455 рейхсмарок и 26 пфеннигов".

Несмотря на препятствия, чинимые профессору Дрессену на федеральном уровне, у него нашлись неожиданные союзники. Социал-демократические правительства в землях Северный Рейн-Вестфалия и Гессен согласились открыть свои архивы и тем самым создали полезный прецедент. "Бонн не в силах будет долго держать под запретом публикацию архивных материалов, поскольку власти двух земель уже разрешили доступ к ним", - утверждает Дрессен. Его точку зрения разделяет член бундестага от партии "зеленых", Аннали Бунтенбах, пользующаяся уважением как организатор нескольких кампаний против неонацизма. По ее мнению, открытие архивов налоговых управлений может стать эффективным средством политического воспитания. Она убеждена, что "необходимо вести о прошлом честную дискуссию, ибо это - единственный способ преодолеть тенденцию к появлению опасных рецидивов". Дрессен тем временем собирается сделать свою выставку передвижной. Скоро она откроется в Берлине, хотя профессор и говорит, что предпочел бы менее либеральный, менее "думающий" и более консервативный город вроде Нюрнберга или Мюнхена, "город, которому эта экспозиция не придется по вкусу. Вот это было бы настоящим вызовом".

Перевод с английского Александра Богдановского

Содержание номера | Главная страница