экология и права человека
Содержание и поиск
Последний выпуск
Предыдущий выпуск
|
Союз "За химическую Безопасность" экология и права человека |
Об издании Содержание и поиск Последний выпуск Предыдущий выпуск |
журнал Индекс
|
| Выпуск 456, 14 августа 2001 |
Судимся со стеной
ДЕЛО Г.М.ПАСЬКО ПРОДОЛЖАЕТСЯ
СУД
ДЕНЬ 17
Егоркин созрел. Для нар. Портрет типичного гэбиста
Циклон на Владивосток обрушился такой, что власти объявили
чрезвычайное положение. Размыты дороги, паводок снес во многих
местах мосты, разрушил насыпи железных дорог, пострадало множество
домов, сотни людей были эвакуированы. Четверо человек погибло.
Газеты не вышли - сгорела подстанция. Пока я добрался до здания
суда, промок насквозь, потому что все улицы, идущие с сопок,
превратились в реки, при форсировании которых вода заливала меня по
самое ё-моё. При ударах молнии в здании суда погасали лампы. Но
заседание началось почти по расписанию. Первым свидетелем был майор
ФСБ Александр Егоркин. Рослый, упитанный, лоснящийся, благоухающий
хорошим парфюмом. Эдакий благополучный боровок из известной свинофермы.
Именно он настолько по-свински относился к закону, что даже военный
судья Савушкин был вынужден вынести частное определение в адрес такого
сотрудничка. И его страшно наказали, - дали выговор. И тут же присвоили
звание майора. Чтоб не плакал. Кто же такой Сашок Егоркин? Родился
малыш в 1966 году в семье контр-адмирала, начальника особого отдела КГБ
СССР по Тихоокеанскому Флоту. То есть, пацан - гэбешник наследственный.
Ну, есть такие тяжелые наследственные заболевания. Дауны, олигофрены.
Гэбисты. Папенька погиб при невыясненных обстоятельствах в конце 80-ых.
Особого шума по этому поводу не поднимали. Несмотря на такую должность.
Вывод сможете сделать сами, кто его убрал. Именно на его место пришел
Герман Угрюмов, который стал раскручивать дело "японского шпиона Пасько".
Угрюмов очень быстро был переведен в Москву, в центральный аппарат ФСБ,
был там самым главным спецом по борьбе с терроризмом. Потом боролся с
терроризмом в Чечне. Результат известен. Недавно в Чечню прилетел Путин,
снял с треском нескольких генералов, заодно навесил люлей и Угрюмову. И
Бог прибрал главного борца с терроризмом. Инфаркт. Больное сердце не
выдержало. Вернемся к нашему мальчонке. Образование он получил юридическое,
но видать, лекции, в особенности при изучении УПК, не посещал. Да и к чему
это - гэбешнику забивать себе голову какими-то там законами. У гэбни -
свои законы, а медведь - прокурор. Попытался Саня служить в военной
прокуратуре. Выгнали. Устроился в адвокатуру. Тоже выпендюрили. Куда
бедняге было податься? Ну, сами подумайте. Натюрлих, Вера Павловна! В
марте 97 Егоркин пришел в ФСБ, получил капитана, а в начале 98 уже стал
майором, занял должность начальника следственного отдела. Карьера для
этой конторы головокружительная. Поэтому многие офицеры, тянувшие лямку
в одном звании, в одной должности по десять-пятнадцать лет ворчали: "Вот
папенькин сынок!". Двадцать раз Егоркин допрашивал Пасько без адвокатов,
уговаривал, - сдай агентуру, тогда дадим мало - всего восемь лет. Он
запугивал Григория - адвокаты у тебя плохие, они откажутся работать по
делу, мы с ними уже ведем профилактическую работу. Майор ФСБ Александр
Егоркин вышел из зала суда с перекошенным лицом, но, увидев меня, принял
невозмутимый вид. Я поинтересовался:
- Какое впечатление осталось у вас от этой процедуры:
- Нормальное, - спокойно ответил он. - Обстановка рабочая. Защита
задает свои вопросы, прокурор свои.
Вскоре после того, как вышел из зала майор Егоркин, туда пригласили
второго свидетеля - Владимира Доровских, начальника отдела УФСБ ТОФ.
Этот был полной противоположностью Егоркину, длинный, худой, сутулый, с
вислыми усиками. Про таких в деревне Пески на Селигере девки говорят -
папрето. Ну, мол, очень противный. А в фильме "Афоня" выразились и того
точнее: "титька тараканья". В 16.05 Доровских скользнул из зала. А через
пять минут и судейская бригада покинула поле боя. Адвокаты и Григорий
остались в зале, сидели, уткнувшись носами в бумаги. До тех пор, пока не
пришел с ведром и шваброй матрос Вася и не стал мыть пол. Я к этому
моменту уже дрожал мелкой, собачачьей дрожью, потому что был мокрым с
головы до пят. Поэтому когда мы зашли в харчевню рядом со зданием суда,
я заказал 150 грамм водки и два куска хлеба. В рюмку насыпал молотого
перца, на что Пасько сказал:
- Ты еще соломинку возьми.
Так я и сделал.
- Ух, ты, - изумился Григорий при виде опустевшей рюмахи. - Если бы
прокурор Кондаков это увидел, он бы сразу отказался от обвинения!
Вот так мы тут и живем. Без дружеской подначки - ни дня. А что касается
перца - в жизни всегда есть место подвигу!
Об итогах дня Григорий и адвокат Иван Павлов рассказывали поочередно.
Первым начал Пасько:
- У Егоркина суд выяснял, почему он все время подделывал даты на
документах. Надо сказать, что не он один этим грешил. Одну такую
подделку майор спихнул на секретаря. А в основном он упирал на то, что
подделки его вынуждали делать канцелярские сложности. Нужно было
оформить документ, который требовался для проведения следственных
действий, а канцелярия не работала несколько дней. Поэтому он, Егоркин,
все и оформлял спустя несколько дней. Беда у гэбни с канцелярией! Обыску
на моей квартире майор много внимания не уделил. Потому что не он
проводил. Но судья, адвокаты очень дотошно стал выяснять: как же так -
обыск на квартире Пасько и в его гараже проводились на основании одного
и того документа. Но почему в квартире его проводили ночью, с
многочисленными нарушения УПК, а вот в гараже - спустя неделю. И днем.
Ничего внятного Егоркин не сказал. Почему такая спешка?
Необходимое отступление: обыск в ночное время, с многочисленными
нарушениями УПК, с подложенными документами, с документами, которые
никак не описаны, а лишь перечислены, при грамотном подходе судьи - с
точки зрения закона, - пустышка. Все, что гэбисты изъяли, подложили,
насовали и четыре года пытаются сделать из этой туфты краеугольный
камень обвинения они могут пошинковать, полить постным маслицем и
съесть. Уверен на сто процентов, - в приговоре судья признает обыск
незаконным, и все доказательства, добытые в его результате, - юридически
ничтожными. Или он - не судья. Кстати, в процессе по делу Александра
Никитина выяснилось, что доблестные питерские гэбисты провели обыск тоже
с грубейшими нарушениями УПК. У них офицер, руководивший обыском,
например, был введен в состав следственной группы спустя шесть месяцев
после этого важнейшего следственного действия. Беда с этими двоечниками
из ФСБ. Что в Питере, что здесь - повадки одинаковые. Главная их беда -
чердаком у ребят плохо, давно не проветривали. Им все кажется, что они
всесильны, что прокурор будет их, судья их, свидетелей запугают,
обвиняемого переломят, адвокатов удастся подсунуть своих. Ребят,
проснитесь, страна уже другая.
Я поинтересовался у Григория, - а что говорилось про частное
определение первого суда в адрес Егоркина:
- Был такой вопрос, - ответил Пасько. - Не мог не быть. Майор на него
ответил - те выводы, которые сделал суд в частном определении, не
основаны на законе. Либо не соответствуют действительности. Он это
отбарабанил очень быстро. Видно было, что тренировался дома.
- На один вопрос суда, - вступил в разговор Иван Павлов, - Егоркин
ответил и того круче. Его судья спросил - японский журналист Такао Дзюн
проходит по документам как главный шпион-резидент, в отношении него вы
принимали какое-то решение, была ли какая-то проверка? Майор ФСБ ответил
совершенно хамски: "На этот вопрос суда я отвечать не буду. Понятно?".
- На прошлом судебном процессе Егоркин вел себя вызывающе, нагло, -
вспомнил Пасько. - И в союзниках у него был и судья, и оба прокурора.
Когда я и адвокаты задавали ему вопросы, он даже голову в нашу сторону
не соизволил поворачивать. И если вопрос был ему против шерсти, отвечал
- техническая ошибка. Или - в материалах дела все есть. А вот сегодня он
выглядел гораздо менее уверенно, часто вытирал пот со лба, и стоял по
стойке смирно. И несколько раз произнес фразу, которой в его лексиконе
не было и в помине:
- Пусть суд принимает решение!
- В прошлом суде Григорий был за решеткой, - добавил Иван задумчиво, -
а майор Егоркин на свободе. Теперь Григорий на свободе и Егоркин тоже.
А следующим этапом будет: Григорий на свободе, а Егоркин в клетке.
Единственный выход для него сейчас - амнезия. Он уже сегодня говорил:
ой, я этого совсем не помню.
Про свидетеля Владимира Доровских мне удалось узнать, что он курировал
как офицер ФСБ газету "Боевая вахта". Что получил информацию - Пасько
является японским шпионом. Когда судья поинтересовался, - а откуда
поступила эта информация, и в чем заключалась шпионская деятельность,
Доровских заблеял - сказать ничего не могу, начальство запретило. И
попросил суд впредь не задавать ему нетактичных вопросов. Володичка
признался, что был он в то время юридически неграмотным, поэтому
допустил некоторые нарушения закона.
- Мне Егоркин рассказывал, как надо делать, я так и поступал, -
кололся Доровских.
Что у нас в сухом остатке? Два жалких паршивца, два лгуна, сломавших
Григорию Пасько судьбу, бросившие его за решетку на двадцать месяцев,
сейчас лепечут, изворачиваются, мол, не знали законов, канцелярия не
работала, ну чуть-чуть подмахивали подписи, ну чуточку позже оформляли
документы. Уверен, после оправдательного приговора, оба будут уволены из
ФСБ. Их сделают козлами опущения. А по Егоркину давно нары плачут. Он
еще на параше насидится, папин сыночек!
В.Терёшкин, vlad@bellona.no, 14 августа 2001 г.
www.index.org.ru
ДЕНЬ 18
Это был самый короткий день судебного заседания. Он длился всего
тридцать минут. Не явилось пятеро свидетелей. Все они - таможенники, все
участвовали в задержании Пасько, когда он вылетал в Японию в ноябре 1997
года. Они изъяли у него документы, которые якобы содержали гостайну.
Потом заявили Григорию, что взяли их на сохранение, а сами отдали в ФСБ.
Так начинался театр абсурда. Пьесой "Доблестное ФСБ поймало японского
шпиона". У адвокатов накопилось очень много вопросов к таможенникам, но
они трусливо не пришли. В фильме "Белое солнце пустыни" таможенник
Верещагин сказал крылатую фразу: "За державу обидно! ". Но то ведь был
офицер царской школы, знающий, что такое честь и держава. У этих
офицериков вместо чести - собачий хвост, которым они старательно виляют
перед гэбней.
Хочу напомнить, что судье городского суда Санкт-Петербурга Сергею
Гольцу в ноября-декабре 1999 года понадобилось как раз 18 дней для того
чтобы вынести Александру Никитину оправдательный приговор.
В.Терёшкин, vlad@bellona.no, 14 августа 2001 г.
ДЕНЬ 19
Судебный процесс начался ровно в 10.00. Первым свидетелем был вызван
Николай Лысенко. Бывший заместитель командующего ТОФ по эксплуатации и
ремонту АПЛ. Его допрашивали около двух часов. Потом в зал вошел
Геннадий Тищенко.
Из туалета в зал змеился черный провод, стало ясно, что суд собирается
смотреть какие-то видеоматериалы. Заседание закончилось ровно в 18.00.
После циклона город мучает жара. Доходит до плюс 30. Адвокаты и Григорий
Пасько вышли из здания суда в этот вечер пятницы совершенно вымотанными.
Комментарий к прошедшему дню был в состоянии дать только сам Григорий:
- В своих показаниях Николай Лысенко рассказал суду, что подписывал
документ, разрешающий мне вести видеосъемку и посещение режимных
объектов. Но Лысенко тут же подстраховался, - на этом документе уже
стояла подпись начальника штаба флота. Этот вице-адмирал против того,
чтобы журналисты писали об экологических проблемах флота. Чем меньше
журналистов об этих проблемах пишет, тем лучше. Если бы не писали, флот
мог совершенно спокойно сливать жидкие радиоактивные отходы в Японское
море. О том, нанес ли Пасько ущерб флоту и России, ему ничего
неизвестно. Но вот лично ему - Лысенко, ущерб Пасько нанес. Вместо того
чтобы руководить переработкой радиоактивных отходов он стоит в суде и
дает показания. Еще одна деталь: Лысенко заявил, что законов он не
знает, но сведения об отправке эшелона с ОЯТ, которые опубликовал
журналист Пасько в своем материале, являются совершенно секретными. Что
самое любопытное - Лысенко сейчас на пенсии, он директор унитарного
предприятия ДальРАО Минатома. Для журналистов, пишущих на экологические
темы (а таких во Владивостоке - кот наплакал!) Лысенко известен как
человек, у которого невозможно получить никакую информацию.
Григорий посоветовал журналистам, чтобы они подали на этого начальничка
в суд за нарушение законов России.
- А что это был за свидетель, которого доставили в суд милиционеры?
- Это Геннадий Тищенко, - ответил Григорий. - Когда я с ним
познакомился, он уже был на пенсии, возглавлял комитет ветеранов
подразделений особого риска. И когда Госдума попыталась урезать выплаты
этим ветеранам, он обратился ко мне, - пожалуйста, напиши о наших нуждах
статью. И я написал. Но, давая свои показания, он умолчал, что именно он
дал мне кучу материалов о ядерных проблемах и посоветовал обратиться к
специалистам Техупра ТОФ, чтобы они мне дали приказы командующего ТОФ о
формировании списков ветеранов подразделений особого риска. И перечни
аварий на АПЛ. Адвокаты спросили у Тищенко, - какими законами он
руководствуется, выполняя свои обязанности председателя. Тищенко ответил
- приказом министра обороны Язова 010. Ему тут же задали наводящий
вопрос - а кроме 010 еще какие ни будь законы он знает? Ответ был прост
- мне достаточно только этого. Тогда адвокаты ему посоветовали по
дружески - учите законы, а не секретные приказы, иначе не сможете
защищать права людей.
После обеда суд посмотрел 30-ти минутный фильм Пасько "Зона повышенной
опасности", показанный в эфире Приморского гостелевидения в 1993 году.
Адвокаты ходатайствовали о приобщении фильма к делу. Фильм рассказывает
о проблеме утилизации РАО на Дальнем Востоке. Именно в это фильме есть
знаменитые кадры, которые снял Григорий, - как сливают ЖРО в воду
многострадального Японского моря.
Судебный процесс тянется как ночной кошмар. Суд допросил только 27
свидетелей, а всего их вызвано 60. Если свидетели и дальше будут
приходить в суд в час по чайной ложке, нам придется встречать в этом
приморском городе Новый Год. Но наша команда - терпеливая, мы все равно
дождемся оправдательного приговора.
В.Терёшкин, vlad@bellona.no, 14 августа 2001 г.
www.index.org.ru
ПОДСУДИМЫЙ
По моему ходатайству суд приобщил к материалам уголовного дела
несколько десятков моих статей, опубликованных в разных газетах
начиная с 1990 года. Тема публикаций одна - утилизация атомных ПЛ и
радиоактивных отходов на Тихоокеанском флоте. Цифры, факты,
фотографии, мнения специалистов... Два часа суд оглашал эти статьи. В
одной из статей от 1993 года председательствующий в судебном заседании
нашел такие строчки: "Тогда я впервые пришел к выводу, что секретность
ИМ нужна, ибо она защищает не только виновников загрязнения природы,
но и государственный орган, осуществляющий контроль за загрязнением".
И далее: "Ну а тех, кто пишет об экологии, ожидают постоянные
столкновения с пресловутой секретностью".
В другой статье от 1992 года были мои слова о том, что стране
очень нужен закон о государственной тайне. (Он появился спустя год, в
июле 1993 г.) Судья спросил: "Так вы, значит, очень хотели, чтобы
такой закон был?" "Да, - ответил я, - хотел. (Пауза.) И наконец он
появился..." (В зале раздался смех. Дольше всех смеялся почему-то
прокурор.)
В этом повторном процессе действительно нередко звучит смех: над
вопросами прокурора; над трусостью некоторых генералов и адмиралов,
боящихся сказать правду в суде; над нелепостью приказов моего бывшего
редактора о моем наказании "за непредоставление материалов для
визирования цензору"... Я тоже смеюсь. Но я все еще помню, КТО и
КАКИМИ методами стряпал "мое" дело.
Из частного определения военного суда ТОФ от 20 июля 1999 года:
"...Егоркин (следователь УФСБ по ТОФ, возбудивший уголовное дело в
отношении меня. - Здесь и далее - Прим. авт.) частично
фальсифицировал... протокол (дела оперативной проверки). Данные,
свидетельствующие о фальсификации, установлены и при исследовании
судом протокола осмотра предметов и документов, изъятых в ходе обыска
квартиры Пасько... Кроме того, Егоркин "представлял" не допущенному к
государственной тайне Такао Дзюн (корреспондент японской
телекорпорации NHK, названный в деле заказчиком секретной информации)
материалы, в том числе носители, сведений, составляющих вышеупомянутую
тайну..."
Согласно Уголовному кодексу РФ, за фальсификацию материалов
уголовного дела по "тяжкой" статье полагается от трех до семи лет
лишения свободы. Егоркину за это... присвоили звание майора. А когда
общественный комитет в защиту Пасько обратился в суд по факту
невозбуждения уголовного дела в отношении Егоркина, из недр УФСБ
пришла бумажка, в которой сообщалось, что Егоркину, кроме звания
майора, присвоен еще и строгий выговор.
На повторном процессе суд потребовал из УФСБ по ТОФ ответа по
частному определению. И он пришел. За подписью начальника УФСБ контр-
адмирала Николая Соцкова. В нем на имя председателя Тихоокеанского
флотского военного суда сообщалось, что Егоркину объявлен строгий
выговор. И дата - 20 августа 1999 года. Все бы ничего, да только в то
время не было еще Тихоокеанского флотского военного суда, а был
военный суд ТОФ! То есть ФСБ неспособно отказаться от методов
фальсификации даже спустя годы. Видимо, потому, что не может
обходиться без них В ПРИНЦИПЕ.
Очевидно, что ФСБ не умеет жить честно. Кстати, моими защитниками
было заявлено еще несколько фактов фальсификаций и подтасовок, грубых
нарушений уголовно-процессуального законодательства при производстве
предварительного следствия. Всего набирается, как минимум, на новое
частное определение в адрес УФСБ по ТОФ и военной прокуратуры ТОФ,
которая "надзирала" за УФСБ.
К настоящему времени в суде допрошены около 30 свидетелей. Они
говорят о чем угодно: о недостатках на радиационных объектах ТОФ, о
недофинансировании программ утилизации АПЛ и РАО, о том, как на них
давили гэбэшники во время следствия... Не говорят только о фактах
совершения мною каких-либо правонарушений, в том числе и шпионажа в
пользу японских СМИ.
На одной из пресс-конференций накануне судебного повторного
процесса мои адвокаты сказали, что на правовом поле мы обязательно
выиграем. Российские законы на нашей стороне. Осталось посмотреть, на
чьей стороне военный суд.
На чьей стороне УФСБ по ТОФ мне лично ясно давно.
В этом лжешпионском деле исход предрешен: очередной факт позора
ФСБ себе обеспечила. Если только они не предпримут все меры
незаконного давления на суд (что, судя по всему, уже было, и не раз).
Г.Пасько, обозреватель "Новой газеты", со скамьи
подсудимых, "Новая газета", 6 августа 2001 г.
ПРЕССА (ВЛАДИВОСТОК)
Дело Пасько: Обет молчания по-японски и по-русски
Если с японскими журналистами, отказывающимися дать показания
в российском суде, ничего поделать нельзя, то наших адмиралов можно
привести туда под конвоем
Сегодня 17-й день процесса по делу Григория Пасько. Суд продолжает
заслушивать показания свидетелей. Хотя вернее было бы сказать, что суд
продолжает сталкиваться со свидетельской несознательностью. Если в начале
процесса удавалось заслушивать по 4-5 человек в день, то в последние
заседания из 5-6 вызванных свидетелей является один, в лучшем случае два.
Помимо неуважения к суду, это еще и полное равнодушие к судьбе подсудимого -
при сохранении таких темпов рассмотрения дела процесс может "дожить" и до
170-го дня.
В результате судьи были вынуждены "уважать себя заставить": на
вчерашнем заседании вынесено и направлено в райотдел милиции определение
о принудительном приводе в суд одного из свидетелей - адмирала Тищенко.
Его вызывали уже трижды, однако он не являлся и ничего не сообщал суду о
причинах неявки. Таким образом, невзирая на свой высокий чин, адмирал может
быть доставлен в зал суда под конвоем, и вряд ли это добавит славы и без
того скандальному процессу. По словам адвокатов, показания этого свидетеля
важны в той же степени, что и уже выслушанные судом - по своим должностным
обязанностям Тищенко был в курсе того, как и на каких основаниях военный
журналист Пасько посещал военные объекты ТОФ.
Сохраняются сложности и с другими свидетелями. 2 августа суд получил
письмо от директора международной редакции информационного вещания японской
телекорпорации NHK Сато Тосиюки. Напомним, что 11 июля, в первый день
процесса, суд по собственной инициативе (на первом суде на этом настаивала
защита) вынес определение о приглашении в судебное заседание японских
журналистов, с которыми сотрудничал Григорий Пасько, и направил письмо в
головной офис NHK с просьбой оказать содействие суду. Однако, как и в прошлый
раз, японцы являться отказались. Как следует из их ответа, они "рассмотрели
вопрос об участии Такао Дзюн и Насу Хироюки в заседании суда и, к сожалению,
пришли к выводу, что это не представляется возможным".
"Невозможность" эта носит сугубо служебный характер, но есть и более
глубинные, можно сказать, стратегические причины, названные в письме г-на
Сато Тосиюки: "Позиция NHK состоит в том, что разглашение сведений,
полученных в процессе сбора журналистской информации, в суде, а также другим,
не информационным способом, согласно основополагающим принципам работы
японской прессы нежелательно..." Безусловно, любые принципы заслуживают
уважения. Однако, на наш взгляд, в данной ситуации вряд ли японские
журналисты могут говорить вообще о каких-либо принципах - когда практически
все мировые СМИ и известнейшие деятели культуры так или иначе поддержали
Григория Пасько, только одна NHK, прямо причастная к инциденту с российским
журналистом, заняла позицию отмалчивания.
Анатолий Пышкин, адвокат:
- И суд, и защита хотели бы, чтобы японские журналисты пояснили, какой
характер носило сотрудничество Григория Пасько с NHK. Да, в своих
письменных показаниях они написали - чисто журналистское сотрудничество.
Однако у нас есть много вопросов, в частности, к Такао Дзюну. Мы
сомневаемся в качестве перевода протокола его допроса, в котором он
изложил свои показания собственноручно. Во-первых, перевод делал сотрудник
УФСБ, не имевший на это законного права, во-вторых, независимый переводчик,
изучавший этот протокол по настоянию защиты, дает иной перевод, что
существенно меняет показания Такао. Но мы полагаем, что японские
журналисты всерьез опасаются необоснованных репрессий со стороны ФСБ.
Т.Ощепкова, "Ежедневные новости" (Владивосток), 7 августа 2001 г.
ПРЕССА (МОСКВА)
Абсурд возвращается
ФСБ пытается реанимировать обвинение против Григория Пасько
В России снова активизировались шпиономаны. Во Владивостоке судят
журналиста Григория Пасько, в Москве - дипломата Валентина Моисеева. Они
давно были бы оправданы, если бы правоохранительные органы не восприняли
наведение порядка, провозглашенное президентом, как сигнал к
восстановлению репрессивных стандартов тоталитарного прошлого. Практически
развалившиеся дела, основанные на абсурдных, политизированных обвинениях,
снова находятся в центре внимания спецслужб. Складывается впечатление,
что у них других забот нет, кроме "шпионских процессов". Как бы им это
попонятнее объяснить, что сам факт рассмотрения в суде этих дел
дискредитирует российскую судебную систему, о реформе которой недавно
объявил президент.
Продолжается возобновленный в середине июля процесс над Григорием
Пасько. Уже допрошены десятки свидетелей - офицеры штаба и пресс-службы
Тихоокеанского флота (ТОФ). Все они утверждают, что для своих статей
журналист использовал только официальные данные, которые предоставлялись
военным США по договору о контроле за ядерным разоружением и утилизацией
АПЛ. Однако ФСБ с упорством, достойным лучшего применения, пытается
доказать, что Пасько - шпион. Два года назад журналист уже был под судом -
тогда дело развалилось, он был освобожден, затем восстановлен в должности.
Легко объяснить, почему дело Пасько сегодня снова слушается в суде. ФСБ -
это машина, которая редко дает задний ход, в особенности если речь идет о
показательном процессе. Надо признать: ФСБ добилась своего. Теперь,
памятуя о деле Пасько, ни один журналист - по крайней мере приморский -
не станет копать глубоко там, где сосредоточены залежи интересов военных
и спецслужб: освещать экологические проблемы или готовить статьи о
разбазаривании военного имущества, подобные тем, что писал Григорий Пасько
о продаже южным корейцам крейсеров "Минск" и "Новороссийск" по
демпинговым ценам.
Кроме того, ФСБ банально мстит журналисту: он провел и опубликовал
расследования многих злоупотреблений на ТОФ, которые сами по себе если и
не являются намеком на заинтересованность спецслужб в этих злоупотреблениях,
то, во всяком случае, указывают на их профессиональные просчеты.
Чем еще, кроме мести, можно объяснить появление на свет абсурдных обвинений,
порой просто высосанных из пальца?
Журналист попал в оперативную разработку ФСБ в 1992 году, с тех пор
постоянно находился под "колпаком" и, естественно, не мог без ведома наших
спецслужб передать японцам какие-либо военные секреты. Тем более что он
и не обладал ими, поскольку не имел необходимой степени допуска.
Предположим, Пасько делился военными тайнами с японцами. Это значит одно:
сотрудники ФСБ, допустившие передачу секретов за границу, должны адресовать
претензии в первую очередь себе. Но что-то не слышно, чтобы кто-нибудь из
них был привлечен за эту "оплошность" к ответственности.
Вопреки закону о СМИ во флотской газете "Боевая вахта" существовала
цензура - военный цензор купировал наиболее острые места из статей Пасько.
Таким образом, публикации, выходившие за его подписью, на самом деле были
плодом коллективного творчества - автора, редактора и цензора. Коллективное
творчество было, а коллективной ответственности избежали все, кроме Пасько.
Следствие пытается выдвинуть обвинение против Пасько на основании его
рабочих записей. Что они собой представляют?
Совершенно личностный материал, присущий его характеру, почерку и методу
работы, в котором никто другой не сможет разобраться. В них он использует
весь арсенал литератора - метафоры, символы, образы, аббревиатуры, обрывки
слов. Многие журналисты, в том числе и Пасько, работают в стиле
стенографиста. Если он делает сокращения, то потом в статье обязательно
растолковывает их. Так он поступает, к примеру, в статье "Три секунды
тишины" или в другой - "Программа есть, но денег нет". Именно поэтому из
его рабочих заметок нельзя вырывать строчки, обозначения, как это делают
следователи, а затем вольно их комментировать, отдельно от общего смысла,
из-за чего частные смыслы получают именно те звучания, которые нужны
комментаторам из ФСБ, а не самому автору Григорию Пасько, сложившему
неделимый текст. И поэтому-то весь этот черновой материал, собранный
журналистом Пасько, фигурирует в обвинительном заключении шпиона Пасько.
На основании проведенного мною анализа я пришел к выводу, что вырванные
из контекста записи, сделанные, скажем, на военном совете ТОФ, полностью
лишены смысла - ибо несут только назывной характер, не имея цели и задачи.
Без пояснений автора эти записи не нужны никому: ни читателю, ни спецслужбе
другой страны. Они необходимы только самому Пасько для будущей статьи.
Помимо этого я прихожу к выводу и о целях его статей. Цитирую избранные
места: "Но у нас нет тактики, мы работаем одиночными вылетами", "Нужны
живые мишени, движущиеся", "Оренбургский завод мишеней не выпускает",
"Утрачен опыт использования опускаемой ГРС". Это сведения, предназначенные
для передачи? Нет, эти критические высказывания, в которых больше
гражданского пафоса, чем информации, нужны нашей армии, стране, но только
не иностранным спецслужбам.
Еще одна деталь. Принципы работы журналиста Пасько оставались
неизменными с тех самых пор, как он был взят на карандаш, когда ФСБ был
замечен журналист с опасными взглядами на экологию и проблемы ТОФ. На мой
взгляд, если бы Пасько начал сотрудничать с иностранной разведкой, то
характер его работы резко изменился бы, и это стало бы заметно по его
статьям - появились бы признаки зависимости от заказов со стороны. Это
отразилось бы и на тематике, и на стилистике. Он стал бы уходить на тихие
места и темы, чтобы заниматься шпионской деятельностью, не привлекая
внимания. Я же, напротив, вижу во всех его публикациях открытость и
бескомпромиссность.
Пасько - не кабинетный журналист. Основной его творческий метод - это
выезд на место, разговоры с людьми, фотографирование местности или
объектов, которые потом становятся газетными иллюстрациями. Известно, что
военнослужащие, сталкиваясь с Пасько и стилем его работы, иногда
неадекватно воспринимали его интерес к той или иной проблеме, объекту.
Однако в любом случае они рассказывали ему лишь то, что им было дозволено.
Тем более что он посещал запретные зоны только с разрешения и по заданию
своего командования. О какой передаче секретов в таком случае может
говорить ФСБ?
Объяснение может быть одно. В вотчине ФСБ - ТОФ журналист приподнял
планку гласности столь высоко, что в открывшейся перспективе четко
проступили высокие имена дельцов от российского флота, которые слишком
часто путают государственный карман со своим. Разумеется - в пользу своего.
Дискредитировать самого разоблачителя и тем самым отвести удар критики
от настоящих преступников - в этом и заключается смысл травли журналиста
Григория Пасько.
А.Ткаченко, "Общая газета", 9 августа 2001 г.